Вместо ответа я достала из сумки стопку бутербродов в салфетке, спертых с фуршетного стола. Отдала их горнисту, а себе оставила один, с ветчиной и салатным листиком.
- С наступающим.
- Спасибо, - не стал отказываться парень. - Тебя тоже. А почему ты здесь?
- А-а, - махнула я рукой. - Скучно.
Хотя какое там скучно. Там, наверное, веселье в разгаре. Толпы стриптизерш угробляют острыми шпильками новые скатерти-самобранки.
Мы ели и смотрели в окно, за которым расцветали залпы далеких предновогодних салютов.
- Красиво, - сказал парень. - Каждый год красиво.
Ничего себе! Значит, он всю жизнь встречает новый год в одиночестве на чердаке? Об этом я не преминула спросить. Черноглазый красавчик негромко рассмеялся.
- Всего лишь третий.
- Моя подруга очень хочет с тобой познакомиться. Вы случайно столкнулись два года назад.
- Вряд ли получится, - сказал он. - Через неделю я уезжаю домой.
"Домой" - короткое и болезненное для меня слово. Парень скоро уедет туда, где его ждут и где по нему скучали несколько долгих лет.
- Жаль. А где ты живешь?
- На западном побережье.
- На западном? - переспросила я удивленно.
- Да, - ответил горнист. - Значит, ты наслышана о наших местах?
- Не так, чтобы уж очень, - ответила как можно равнодушнее.
Кто не знает о западном побережье? Вернее, толком никто не знает, но слухи помогают.
Западное побережье. Изолировано от мира двойным забором колючей проволоки и шестью метрами вспаханной полосы, военными патрулями вдоль границы и собаками вроде Монтеморта, рыскающими в узком пространстве проволочной преграды и обученными разрывать любые движущиеся объекты. Каторга. Край света. Мир мятежников, побежденных в войне полувековой давности, и прочего преступного сброда в довесок.
Отец, называя меня бестолочью, неудачницей или обузой, неизменно добавлял эпитет "каторжанская", подразумевая, что падать ниже некуда, итак нахожусь на дне по шею в г*вне.
Сидящий рядом парень не походил на отпетого уголовника, более того, имел утомленный и уставший вид.
Вдалеке бабахнул салют, и в небе расцвел гигантский малиновый шар, распавшийся на тысячи маленьких фонариков, разлетевшихся в разные стороны. Новый год вступил свои права.
- Поздравляю, - сказала парню.
- И я тебя.
Встав, подошла к окну. Погода определенно менялась. Ветер крепчал, прогоняя ненароком забредшее потепление.
- Завтра похолодает, - определила я. - Зима наконец-то очнулась. Хочешь посмотреть?
- Н-не могу, - сдавленно ответил горнист. - Лучше расскажи, что видишь.
И я рассказала. О прояснившемся черном небе, на беззвездном полотнище которого вспыхивали и гасли красочные батареи салютов, о доносившихся издалека восторженных криках, о гудках машин, приветствовавших первые минуты нового года.
- Здорово, - сказал парень из угла. - Посиди со мной.
Вернувшись, я села рядом. Начав подмерзать, придвинулась к нему поплотнее. Он поднял руку, чтобы обнять, и глухо застонал.
- Что случилось? Ты болен? Ранен? Нужно позвать врача!
- Врач не поможет, - пояснил парень. - Ничего страшного, привычное дело.
Я взяла его за плечо и отстранила от стены. На желтой униформе расплылись три темных круга с быстро проступающими сложными символами.
- Что это? - ахнула.
- Не бойся, - он с отчаянием схватил меня за руку. - Не уходи. Сейчас пройдет. Боль уже проходит.
- Надо позвать врача, - направилась я к люку.
- Нет! - вскрикнул горнист. Дернулся, попытавшись встать, и покачнулся. - Мне нельзя здесь находиться. Будет только хуже.
Помявшись, я вернулась обратно и помогла ему осторожно прислониться к стене.
- Эва.
- Марат, - представился он и с трудом, несмотря на боль, обнял меня.
- Что это? На спине? Почему не заживает? - засыпала его беспокойными вопросами.
- Со временем затянется, - сказал парень. - Главное, я еду домой!
В его голосе прозвучали такое торжество и такая радость от предстоящей поездки, что и мне проблемы в виде кровоточащих ран показались второстепенными и незначительными.
- Может, забинтовать? У меня в общаге есть вата и бинты. Я мигом - туда и обратно.
- Не надо, - ответил Марат. - Спасибо, но не поможет.
- Как же поедешь домой? Близкие знают, то ты здесь?
- Конечно. Они ждут меня. Мой долг уплачен.
При упоминании о долгах я вздрогнула. Взяла ладонь Марата в свои руки. Его пальцы были холодными как сосульки.
- Пойдем вниз, а? Ты уже замерз.
- Иди. Я попозже.
Держи карман шире. Уйду, а парень истечет кровью и замерзнет на моем любимом чердаке.
- Только вместе.
- А ты настырная, - бледная улыбка осветила лицо Марата.
Из-под рукава его солнечной униформы выглянула темная полоска. Отодвинув желтую ткань, я увидела на запястье тонкий браслет. Каждое звено ажурного украшения представляло собой решетчатое переплетение витых прутиков.
- Откуда он у тебя? - спросила у парня с замиранием сердца.
Марат надвинул рукав и осторожно вытянул пальцы из моей ладони.
- Это единственное, что мне разрешили взять из дома, - пояснил неохотно. - С ним приехал сюда и с ним вернусь обратно. Знакомый узор?
Я отрицательно помотала головой и сглотнула.
Еще бы незнакомый!
Я изучала его долгими ночами под одеялом, тайком от тетки. Изучала в интернате, спрятавшись в укромном уголке. Изучала в каждом из ВУЗов, где постигала ненавистную науку.
Я помнила наизусть каждое междоузлие, отполированное до блеска поглаживающими пальцами.
И теперь решетка из перекрещивающихся витых прутиков на шнурке жгла грудь, оттягивая шею пудовой гирей.
КОНЕЦ 1 КНИГИ