- Да, - неуверенно пискнула с первой парты девочка, по внешнему виду отличница.
- Нет, - отрезал Ромашевичевский, и уничтоженная студентка втянула голову в плечи. - На этапе приготовления снадобий вис-волны не оказывают ровно никакого влияния. Нужно лишь следуя инструкции, не путать настой с отваром и выдерживать снадобье на водяной бане не полминуты, а ровно двадцать семь секунд. Это главный залог успеха. А вот на этапе сбора и подготовки компонентов влияние волн трудно переоценить. Недаром в различных культурах предписывалось собирать травы в определенные дни, когда активность волн резко возрастает. Также не стоит считать абсурдными и смешными фразы из старинных рецептов. - Ромашевичевский подошел к столу, нацепил очки на гигантский нос-вешалку и зачитал с листа: - Например... "На заре встать лицом к солнцу, трижды оборотиться вокруг себя по леву руку, после чего с чистым сердцем приступить к измельчению борца многолетнего". Или вот еще... "На молодую луну выйти в полночь к перекрестку трех дорог, сплюнуть через плечо, взять пригоршню земли и, не оборачиваясь, вернуться домой".
Студенты и не подумали смеяться над услышанным. Казалось, присутствующие вообще забыли о таком явлении как улыбка, слушая лектора с каменными лицами.
Таким образом, мы внимали и писали. Строчили до онемения конечностей: универсальные составы, классификацию компонентов, оказываемое ими воздействие на участки мозга и на виды памяти и так далее и тому подобное.
Не знаю как другие, а я исписала треть тетради. С таким скоростями ее надолго не хватит.
Поскольку у меня на руках имелось всего две тетради, то я решила писать в них конспекты с двух сторон. По одному предмету - с начала, а по другому предмету - с конца тетради. Но если конспект каждой лекции будет размером с томик стихов, нужно срочно пополнить запасы.
Слушая лекцию, я нет-нет, а поглядывала на Мелёшина, буравя взглядом его макушку. Он с невозмутимым видом карябал в тетради, подперев щеку рукой.
Вот если бы приготовить одно из снадобий, упомянутых преподом, и влить его в Мелёшина! Он раз! - и забудет о проблеме вроде меня. А вместе с Мелёшином напоить и Касторкина, тьфу ты, Касторского. А вместе с Касторским - весь курс. Хотя нет, теперь придется опаивать снадобьем весь институт.
Размечтавшись, я не заметила, как прогорнил звонок, и массы шумною толпою ринулись из аудитории, разумеется, после лектора. Очнулась, заметив, что рядом кто-то стоит. Мелёшин подошел к столу с лицом мрачнее грозовой тучи. Он, видимо, дождался, когда помещение опустеет, и подошел ко мне, чтобы не позориться при посторонних.
- Начиная со следующей лекции, будешь сидеть впереди, - объявил мне.
- Почему это?
- Потому. Сказал, будешь - значит, будешь, - процедил Мелёшин.
Хорошо. Как скажешь.
Я пожала плечами и с независимым видом направилась к выходу. По дороге чуть не навернулась на ступеньке и, услышав позади смешок, сгорела со стыда. Ускорив шаги, выскочила в дверь.
Это могла быть 12.2 глава
Чтобы родилась волна, нужен первоначальный толчок, и тогда на поверхности моря пенные барашки поднимутся валом водной стихии.
И волна родилась.
По пути в соседнее крыло я ловила любопытствующие взгляды незнакомых студентов, многозначительно переглядывавшихся между собой.
Как реагировать на навязчивый интерес? Нацепить на лицо маску деланного безразличия, задрать нос и невозмутимо шагать вперед, размахивая лозунгом: "Поберегись, кого не замечу - раздавлю!". Отличная идея, тут же претворенная мною в жизнь. И все же, изображая изо всех сил показное равнодушие, в душе я по-прежнему оставалась боязливой серой крыской, предпочитавшей темный уголок роскоши освещенного зала. Ведь чтобы сиять в центре, нужно что-то собой представлять, а тут и представлять-то нечего.
При моем появлении в аудитории раздался всплеск возбужденных голосов. Однако чему я удивилась, так это тому, что Мелёшин каким-то образом опередил меня и, сидя на своем обычном месте в окружении нескольких парней, что-то им рассказывал. Конечно, не так живо и эмоционально, как староста, но интересно и с юморком, потому что его внимательно слушали и похохатывали. Заметив мою персону, сборище начало неохотно рассасываться, а Мелёшин, нахмурившись, уставился на меня.
Ах, да, велено садиться впереди.
Я подошла к первому столу, за которым сидел невысокий бледный парнишка в очках. Стопроцентный трудяжка-отличник.
- Можно устроиться рядом с вами? - приспросилась, потупив глаза.
- К-конечно, - заикаясь, разрешил парень, став красным как помидорка.
- Спасибо. Я Эва. Но если тебе неудобно, то найду другое место.
- Н-нет-нет, п-присаживайтесь, - встал очкарик, пропуская к окну. Таким образом, я разместилась на том же крайнем ряду, только за первым столом, и в нос уперлась лекторская трибуна. Сосед оказался редкостным альбиносом со светлыми ресницами и светлыми бровями. Он напоминал распушившийся, но подстриженный одуванчик.
Позади дружно заржали. Компания Касторского развлекалась, а сам он, сально улыбаясь, показал мне большой палец. Мелёшин тоже не сводил с меня глаз.
Следующей лекцией по расписанию стояла теория заклинаний, которую читал наш уважаемый декан.
За окном солнечный безветренный денек по-хозяйски взял управление в свои руки, заставив искриться мириады свежевыпавших снежинок в лучах зимнего солнца. Блестело всё: снеговые шапки и воротники ангелов, дорожки, деревья, забор. Блестел весь мир.
Тут, отвлекши меня от созерцания улицы, в аудиторию ввалился Стопятнадцатый, пророкотал "Здравствуйте!", и лекция началась.
Хороший он декан, наш Генрих Генрихович, и как человек неплох, но как преподавателя я совершенно его не поняла. Зычный бас, отражаясь многократным раскатистым эхом от стен, дезориентировал в пространстве, и лекция прошла сумбурно. Придется посетить библиотеку и закрепить материал по защитным заклинаниям, просочившийся мимо ушей, как я ни старалась затолкать его в голову.
В течение лекции сосед искоса поглядывал на меня, но не сказал ни слова. Зато беспрерывно егозил и издевался над пером, раскручивая его и закручивая, пока не сломал. Пришлось ему писать грифелем. Жаль, я не держала при себе запасное перо, а то одолжила бы.
Стопятнадцатый вдохновенно рассказывал о способах защиты от природных явлений, и я, слушая декана, говорившего экспромтом без бумажки, поняла, что между предыдущим занятием и лекцией Генриха Генриховича имелась существенная разница. Если у Ромашевичевского в воздухе висела атмосфера страха и затравленности, то на занятии у Стопятнадцатого витал дух сотрудничества. Декан вел себя со студентами на равных, с уважением прислушиваясь к различным точкам зрения. На лекции развернулась нешуточная дискуссия, суть которой я все равно не уяснила, к тому же моей невнимательности способствовал дополнительный фактор.