- Ой, - сказала вдруг светленькая, - чувствуете? Чем-то пахнет.
- Одна чушка не мылась полгода. Или год, - сострила Эльза, и девицы дружно рассмеялись.
Отложив ложку, я уставилась в тарелку с супом. В груди медленно, но верно нарастало нечто темное и нехорошее.
- И все-таки, пахнет, - не унималась светловолосая и мечтательно закрыла глаза. - Розами, как на даче у деда.
Я изо всех сил прикусила губу, чтобы не высказать свое мнение о деде и о розах.
Брюнетка принюхалась и сказала:
- Нет, пахнет сандалом и мускусом. Ароматом желания.
Облизнув ярко-красные губы, она послала многозначительный взгляд Мелёшину, однако тот не принял эстафету и бросил брелок на стол.
- Вот ключи. Подожди в машине. Я скоро буду.
Девица надула обиженно губы:
- Из-за этой кикиморы мне пришлось отложить окончательную примерку, а ты предлагаешь подождать?
Я с грохотом отъехала на стуле. "Сейчас встану, - мелькнула мысль, - и вылью ей суп на голову".
- Не хочешь в машине, жди у Списуила, - обронил Мелёшин.
Продышавшись, я снова с грохотом придвинулась к столу. Светленькая скривилась.
- Тебя, убогая, манерам не учили? Здесь не сарай.
Я открыла рот, чтобы достойно ответить, но, натолкнувшись на холодный взгляд Мелёшина, промолчала.
- Одно радует, - вздохнула притворно Эльза, поднимаясь из-за стола, - тебе, Мэл, попалась быстрообучаемая особь. Приказали закрыть рот, она и не вякает.
Внезапно девица опустилась на краешек стула.
- А я-то думаю, что с ней не так? Глаза б*ядские, мочой набрызгалась и губки навазюкала. Значит, успела урвать женского счастья, да? Кто постельку-то греет? Задохлик белобрысый? Второй день зенки пялит, изошел слюной, - понесло ее как базарную бабу.
У меня потемнело в глазах. Мозг отключился, оставив условные рефлексы, а именно: желание броситься на брюнетку, подравнять ей челку и заткнуть выдранными волосьями незатыкающийся рот. Однако меня придавили к стулу невидимые гири, не позволяя сдвинуться ни на миллиметр.
- Эльза, тебе пора, - напомнил Мелёшин ледяным тоном.
Пелена гнева постепенно растворилась, проясняя зрение, зато началась нервная трясучка. Брюнетка схватила ключи и, вскинув сумочку на плечо, пропела, не обращая внимания на холодность приказа:
- Не задерживайся, милый. Жду.
Она поплыла к выходу из столовой в сопровождении подружки, а Мелёшин, не удосужившись проводить возлюбленную горячим взглядом, сжимал и разжимал кулак, уставившись в одну точку.
- Ну? - В его голосе сквозила еле сдерживаемая ярость.
Что значит "ну"? Это мне нужно вопрошать, гневно и оскорбленно.
- Может, соизволишь снять grandi graviti*? - поинтересовалась я нагло. - Выходит, начались тренировочки?
Мёлешин хлопнул ладонью по столу, сбрасывая невидимые кандалы, и по конечностям разлилась непривычная легкость.
- И на том спасибо. - В отместку я тоже закинула ногу на ногу и сложила руки на груди. Наши позы стали зеркальным отражением друг друга, с той лишь разницей, что теперь Мэл постукивал пальцами по столешнице, пробегая хмурым взглядом по мне сверху вниз и обратно.
На безымянном пальце холеной руки красовалось тонкое изящное колечко. Мужчины нечасто украшают руки женственными безделушками, если безделушки не являются подарком человека, занимающего особое место в жизни.
Проследив за направлением взгляда, Мелёшин сжал пальцы в кулак, а потом и вовсе убрал руку со стола.
- Первое. С понедельника сидишь на лекциях впереди, - скомандовал он.
- Куда уж ближе?
- Впереди - значит, передо мной.
- Зачем? - изумилась я.
- Не обсуждается, - отрезал Мелёшин.
Подумаешь, нашелся приказчик. Зато не запретит задрать надменно нос.
- Второе. В столовой садишься рядом. Не хватит места - будешь стоять.
Я аж как огнедышащий дракон задышала, услышав приказание.
- Чтобы прибирать за маменькиным сыночком?
- За маменькиным и за папенькиным. И за тем, на кого покажу.
- Ну, давай уже, скажи всем! Зачем ходить вокруг да около? - выплеснула я свой страх, не выдержав. Наверное, громко воскликнула, потому что редкие студенты начали оглядываться.
- Будешь орать, надену lagus* , - осадил Мелёшин.
Я поперхнулась. Вот оно, упоение властью, что со всей очевидностью горело в его взгляде. То, ради чего Мэл не поленился прийти в столовую, хотя должен был везти свою гюрзу на примерку платья.
Встав, я наклонилась к Мелёшину:
- Хочешь утопить - топи. Знаешь же, что не смогу сопротивляться. Но делай быстро, сил нет смотреть на твою довольную рожу.
- Сядь! - приказал он.
Черта с два!
Тогда Мелешин встал сам. Выше меня почти на голову, - заметила я машинально. Зеленые ободки в глазах обжигали, неестественно фосфоресцируя, а лицо скривила ухмылка.
Я отступила, спасовав, и уперлась в стол.
- Заруби на носу - я не стукач и никогда им не был. Но долг взял и в довесок к нему согласие, сама знаешь, на что.
Ага, одним ударом обе шашки в дамках: и мой должок при нем, и цирковую зверушку заполучил.
- Я не соглашалась! - пискнула над нависшим Мелёшиным.
- Почему промолчала и на колени встала? - усмехнулся он.
Опустив глаза, я закусила губу. И сказать-то нечего.
Зазвонил телефон. Мелёшин сбросил вызов и, как ни в чем не бывало, снова уселся.
- Ешь, - кивнул на поднос. - Обед остывает.
Пусть хоть заледенеет - не собираюсь давиться под инквизиторским взглядом дрессировщика.
Я повертела ложку в руке. Итак, Мэл признал, что не будет распространяться о моей бестолковости. Значит, один камень долой с натруженных плеч.
- Когда я верну долг?
- Узнаешь. Это ты обвалила люстру в холле?
- С чего ты взял? - спросила я быстро. Чересчур быстро.
- Надо же, - усмехнулся Мэл, сцепив пальцы в замок и размяв их с хрустом. - Поразительно.