- Зря ты так думаешь. Трепещу от предвкушения!
- Ладно, - улыбнулся он широко. - Еще в свободное время я работаю в институтской кузне.
- Вот это да! - Моему восторгу не было предела. - Петя! Ты такой! Разносторонний - вот какой!
Парень, видимо, не рассчитывавший на мой энтузиазм, смущенно улыбался.
- Хочешь, как-нибудь покажу?
- Конечно, хочу. Очень!
- Молодые люди! - воскликнула библиотекарша. - Или занимайтесь, или попрошу из зала.
Я обернулась по сторонам. Это она к кому обратилась? Все головы повернулись в нашу сторону.
- Петь, мне сейчас надо бежать, а завтра занесу ватман, и если хочешь, договоримся о кузне. Неужели, ты, правда, как кузнец бьешь по наковальне?
- Правда, - заверил Петя.
Бабетта Самуиловна проводила меня таким взглядом, словно я кровно обидела ее и библиотеку в придачу.
На консультацию к Альрику наше высочество не пошло. Из принципа. Должны же быть какие-то принципы у полностью беспросветной крыски?
Рядом с Петей я ощутила себя полнейшим ничтожеством. Печально поглядела на свои руки. И вовсе не пальчики на них, а настоящие грабли, кривые и неумелые. Таким граблям нипочем разные рисуночки в виде колечек. Цепочка практически стерлась даже при внимательном рассматривании. Скоро и она исчезнет, потому что ей стыдно красоваться на ничего не могущих конечностях.
Взгрустнув, я пошла в общежитие.
Подмораживало, под ногами похрустывал снег. Пока я добежала до швабровки, нос успел прихватиться.
Комната, неубранная с утра, производила неприятное впечатление. Пришлось пересилить себя и начать уборку, усложнявшуюся тем, что приходилось орудовать левой рукой, а правую беречь.
Подметая, я не могла отделаться от мысли, что в мое отсутствие кто-то побывал в комнатушке. Вроде бы вещи находились там, где их оставила: расческа брошена на кровать, флакончик из-под духов подкатился к складному стаканчику на столе, смятое одеяло сдвинуто к стене. Тем не менее, меня не покидало ощущение, что предметы располагались не совсем так, как раньше: молоток лежал у рамы, а не с краю подоконника, складной стаканчик сложился на треть, и вообще, в комнате неуловимо пахло кожей и кремом для обуви.
Я бросилась к тумбочке. Вещи лежали на своих местах, и все равно казалось, что по ним шарили грубые мужские руки, и некто посмеивался над спящими мишками на трусиках.
Сев на кровати, я принялась обгрызать ногти, задумавшись. Кто бы это ни был, он ничего не взял. Приходили явно не для того, чтобы украсть. А для чего? Чтобы проверить? Обследовать? Найти? Но что?
Фляжку! - осенило меня. Бросившись к сумке, я извлекла ее на свет божий. Она по-прежнему тяжелила руку, коньяк по-прежнему омывал ее внутренности. На обеих сторонах чеканное изображение повторялось: мужчина в старинной одежде пронзал копьем свернувшегося толстыми кольцами питона, из зубастой пасти которого высовывался длинный раздвоенный язык.
По серебряному бочку фляжки шла выгравированная фраза на новолатинском: "non dispi funda", повторяясь несколько раз. Этот язык считался базовым и преподавался на первом курсе, поэтому я многое успела подзабыть. Приблизительный перевод означал нечто похожее на глубокое дно. Подразумевала ли данная фраза бездонность фляжки? Если так, то в моих руках лежал бесценнейший артефакт! Не совсем, конечно, бесценный, но имевший весьма приличную стоимость. Фляжка обладала нескончаемостью и варила, причем не какую-нибудь перловку, а коньяк отличного качества! Узнать бы еще, что за марка у напитка, но для этого нужен хороший дегустатор.
Раздумывая, я предположила, что отец мог нанять кого-нибудь для розыска пропажи из бардачка. Хотя вряд ли. Он, не церемонясь, прислал бы весточку о встрече на нейтральной территории и в ультимативном тоне потребовал бы вернуть украденную вещицу. Значит, это не он. Да и кто, кроме меня, знал о фляжке? Только Капа. Но он был пьян и, по его словам, ничего не помнит.
Еще раз на всякий случай я оглядела сумку и тумбочку. Фотография лежала в кармашке, цепочка с брошкой всегда на мне. Остальные вещи тоже были дороги, но не настолько, и в случае кражи смогу свыкнуться с их утратой.
Все-таки я навела порядок в комнате и постучалась к соседкам. Дверь открыла Лизбэт с мелкими папильотками на голове. Она не сказала ни "здрасте", ни "как дела".
- Привет! - прокашлялась я. - Аффы еще нет?
- На занятиях, - сказала Лизбэт и захлопнула дверь.
Весьма общительная особа.
Я вернулась в швабровку. Решила заняться докладом, но в голову ничего не лезло. Казалось, что за мной подглядывали - через окно, из-под кровати, из-за тумбочки.
Мысли перекочевали на Альрика. До сегодняшнего дня я встречала похожих на него брутальных красавцев лишь в фильмах и на обложках журналов. Вулфу наверняка знал о воздействии своей внешности на слабый пол и умел обращаться с женщинами, чтобы они в экстазе падали в обморок. И, похоже, я не попадала в список тех, кого можно отнести к слабой половине человечества.
Поначалу показавшись невероятно привлекательным, к окончанию разговора Вулфу породил во мне страх, отчего я позабыла, что передо мной не только преподаватель, но и красивый мужчина. Он присоединился к когорте владевших моим секретом и пусть не собирался рассказывать о нем, всё же в его силах сделать мою жизнь невыносимой.
Появление Аффы отвлекло от хаоса в голове.
- Как дела? Смотрю, помогло снадобье.
- Помогло, - подтвердила я и коротко обрисовала, как Мелёшин принял известие о ночи с Капой.
- Ни финтыкс себе! - выпятила нижнюю губу Аффа. Я давно обратила внимание, что она выпячивала её, когда была потрясена чем-нибудь.
- Не бери в голову, - махнула я здоровой рукой, - отобьюсь. Лучше скажи, заходил сюда кто-либо после моего ухода в институт?
Аффа прошлась по комнате, подержалась за стену, за дверь, опустила ладошку на тумбочку.
- С чего ты взяла?
- Даже безмозглая висоратка вроде меня унюхала чужой запах. Теперь не засну спокойно, не чувствуя себя в безопасности.
Девушка закрыла глаза. Постояла некоторое время посреди комнаты и начала водить руками, словно и плыла по волнам.
- Двое. В коротких куртках с меховыми воротниками. Открыли отмычкой. Конкретно ничего не искали. Изучали. Ничего после себя не оставили.
Аффа открыла глаза, вернувшись в реальность, а я понуро молчала, подавленная услышанным.