Ох, и намотала же я километров! Наверное, раскраснелась как помидор от бесконечной беготни.
Схемы не обманули, дверь и правда имелась. Обыкновенная, двухстворчатая. Запиралась на узенький брус, уложенный в металлические пазы, и иных замков не наблюдалось. Засов снимался легко, видимо, после пожара в столовой в здании провели масштабную проверку запасных выходов.
Очень и очень неплохо. Преступный замысел начал обретать реальные контуры. Пути отступления на случай неудачи нашлись.
Отбежав, я принялась разглядывать лестницу со стороны соседнего окна: крутая ли она, сколько ступеней, достает ли до земли или придется спрыгивать. Так усердно считала ступеньки, что приклеилась носом к стеклу.
Неожиданно меня как хлопнули по пятой точке! Взвыв от боли, я подскочила. Передо мной стоял Касторский с дружками.
- Кого это мы выглядываем? - спросил староста, поганенько улыбаясь. - И в весьма иротишной позе.
- Н-никого, - ответила я, заикаясь. Смотрела на старосту, впав в ступор. Встречаются такие люди - парализуют одним своим видом, рождая неконтролируемый страх.
Касторский подошел вплотную и провел по моей щеке ладонью. Я отбросила ее.
- Плохо за тобой присматривают, - осклабился староста. - Дерзкая и неприветливая. Люблю таких, как ты, воспитывать.
И подставил подножку. Не удержавшись, я с размаху уселась на подоконник. Хорошо, что не на пол, но ноги разъехались.
Касторский ухватился за мои колени и развел их.
- Ну и видочек! - заржал, а вместе с ним и его мордовороты.
Вложив всю ненависть, я оттолкнула Касторского, и он, не ожидая сопротивления, отлетел, но недалеко.
- Ах, ты с*ка! - взревел и медленно пошел на меня, закручивая кистью невидимую воронку. В ней появился полупрозрачный, но знакомый хлыст, постепенно уплотнявшийся. Иллюзия получилась хорошей и реалистичной.
Сжавшись, я закрылась, чтобы уберечь живот и лицо. Послышался свист, но удара не произошло. Рядом с Касторским стоял Мелёшин с бледным лицом, и взгляд у него был тяжелый, не предвещавший старосте ничего хорошего.
- Я предупреждал, что мне не нравится, когда за моей спиной пытаются испохабить то, что им не принадлежит, - чужим, не своим голосом сказал он. - Ты нарываешься. Ты уже нарвался.
Это могла быть 21.2 глава
Мэл свел ладони, что-то неслышно пробормотав, а когда развел, между пальцами переливался бликами фиолетовый многогранник - nerve candi*, парализующий группы мышц, смотря куда попадет заклинание.
- Только попробуй, гад! - сказал Касторский, отступая за дружков. Его лицо пошло красными пятнами, глаза бегали.
Бугаи пошли на Мелёшина, обкладывая его с двух сторон. Каждый из них тоже создал заклинания: piloi candi* и gelide candi* больших размеров.
На мгновение забыв о том, что нахожусь в пренеприятнейшей компании, я завороженно смотрела на потрясающее зрелище: вращающийся насыщенно-голубой ершистый шар в руках одного и окутанную белыми нитями, потрескивающую сферу между ладонями другого. Заклинания были столь же прекрасны, сколь опасны своей величиной и последствиями.
Теперь понятно, на что намекал Бобылев, говоря о величии висоратства. Мгновенно создавать из ничего разрушительную красоту - это ли не венец человеческих возможностей?
Залюбовавшись, я не сразу заметила, что Мэл переложил фиолетовый шар в левую руку и принялся медленно обходить противников побоку, в то время как они прикрывали Касторского. Тот трусил и прятался за спинами товарищей.
Дислокация поменялась. Передвигаясь с невероятной гибкостью, Мелёшин сместился и закрыл меня спиной, одновременно перебирая пальцами и наращивая nerve candi*. Ох, не повезет тому, кто примет заклинание на себя.
Противники замерли в угрожающих позах, не решаясь начать. Внезапно в другой руке Мэла появилось и начало расти мутное переливающееся уплотнение, казалось, втягивающее в себя окружающее пространство. Мордовороты растерялись.
- Трое на одного? - процедил презрительно Мелёшин.
- А ты как хотел? - оскалился Касторский, выглядывая из-за широких спин дружков. - Отдал бы, и без проблем.
Вместо ответа Мэл без предупреждения метнул nerve candi* в прячущегося Касторского. Заклинание, рассыпавшись фиолетовыми искрами, впиталось в ноги старосты. Тот повалился на пол, ноги его не держали.
- Ах ты, гнида! - завизжал он.
Бугаи собрались ответить и уже вскинули руки, как вдруг, неловко сбросив заклинания, загнулись и обхватили головы ладонями. Мелёшин, тоже схватившись за уши, не удержал переливающийся мутный сгусток, и тот, сорвавшись, рассыпался на полу с тихим звоном и растаял каплями.
Мэл оклемался первым и выругался трехэтажно на лежащего и поскуливающего Касторского.
- Козлина, еще раз устроишь падлу, я тебе раскрою череп!
Схватил меня за локоть и потащил по лестнице наверх. На следующем этаже он долго тряс головой:
- Надо же, какая сволочь! Оглушил, а ведь видел, что у меня в руках deformi*.
Я слушала Мелёшина и с пустыми глазами смотрела на свои кривые и косые руки. Только что они создали заклинание легкого оглушения, вернее, совсем даже не легкого, а вполне ощутимого. Если Мэл узнает, что я чуть не покалечила всех участников конфликта, то без сожаления приложит головой о батарею. Заклинание деформации создавало жуткие уродства, стягивая кожу. Представляю, какими красавцами мы заявились бы на лекцию.
Мелёшин продолжал громко возмущаться, а потом переключил недовольство на меня:
- Опять его спровоцировала? Тебя же предупреждали - это в последний раз.
- Никого я не провоцировала, - устало воспротивилась обвинению.
Плечи заломило. Началась отдача - результат неправильно наложенного заклинания. Еще бы знать, каким образом удалось его создать. Но факт остался фактом - у меня получилось!
- Он тебя ударил? - спросил Мэл.
- Не успел.
- Не пойму, почему он к тебе прилип. Мало других развлечений?
- А разве я прыгаю от радости? Как увижу, сразу сердце заходится от страха.
Мелёшин посмотрел на часы:
- Пошли на лекцию. Через две минуты звонок.
По дороге я спросила:
- Как думаешь, надолго у Касторского ноги отказали?
- Твоя беда, что ли? - отрезал раздраженно Мэл.