- Еще рано, - ответил странным тоном Мелёшин спустя некоторое время, когда я не чаяла услышать его голос.
- А когда можно?
- Погоди. Из-за крысы перепутались охранные заклинания. Это опасно.
Что-то Мэл недоговаривал. Как могут быть опасны спутавшиеся заклинания? Наоборот, это удобный момент, чтобы устраниться из библиотеки без проблем, прихватив с собой вожделенные учебники. Врет или не врет Мелёшин? Я покосилась на него, а он замер с самым безмятежным видом, не спеша освобождаться из удушающих объятий, и вдруг сказал с тихой злостью, будто был не рад свершившемуся факту:
- Давно хотел это сделать. Еще когда увидел тебя на лекции у Лютика. Довольна?
И поцеловал меня в ухо.
А потому что больше некуда. В ужасной тесноте первым попалось, конечно же, мое ухо. Было бы гораздо хуже, если бы его рту попалась, предположим, моя пятка. Медленно, насколько позволяло тесное пространство, я повернула голову в направлении голоса. Зеленые ободки по краю радужек горели, расширившись.
А потом Мелёшин приложился губами к моему рту. Видимо, не ожидал, откинул голову назад и стукнулся затылком о бок постамента. Зашипел от боли и опять прислонился к губам. И снова. И снова. Сначала нежно и невесомо, а потом уже не касался осторожно, а торопливо поглощал, посасывал, впитывал.
Я и не знала раньше, что бывает такое, когда от прикосновения мгновенно раскаляется кожа, хотя тело бьет в ознобе, когда в груди разгорается огонь, оплавляя сердце жаром, когда шумит в голове и расплывается в глазах.
Откинула голову, и дорожка из поцелуев спустилась по шее, вызвав слабость в ногах. Я бы упала, но некуда. Обняла бы, да руки зажаты. Я бы сгорела, не задумываясь. Таяла воском. Впала в какой-то транс. Очнулась, а его уже нет. Вернее, Мелёшин был рядом, никуда не делся, но перестал целовать. Дразнил дыханием пылающую кожу.
Я разочарованно вздохнула.
- Ты забавно стонешь, - раздался шепот под ухом.
Кто? Я? Не может такого быть!
- Может, - подтвердил тот же шепот. Неужели произнесла вслух?
Наглость какая! Я - и стонать! И вообще, хватит тесниться как спички в коробке.
- Погоди, - сказал Мэл и снова склонился ко мне. Проехался носом от ключицы к подбородку, потерся, опять вернулся к шее и вдруг прикусил мочку уха.
И я не смогла удержаться, выгибаясь навстречу. Наверное, застонала, черт с ним, и отвечала не менее дерзко, встречаясь языками и позволяя истязать губы. Возможно, просила о большем, не помню. Рассудок помутился совершенно. Краем уха слышала, как его дыхание стало тяжелым и прерывистым, а поцелуи сменились жалящими покусываниями. Мэл дернулся, издав невнятный хриплый звук, и отстранился.
Я поняла это не сразу, а лишь когда остыли губы, и протрезвела голова. Ослепительный свет в глазах сменился темнотой позднего зимнего вечера.
Мелёшин исчез.
Выбравшись на нетвердых ногах из узкой щели, я поразилась тому, как нам удалось поместиться в ней вдвоем. Величественные статуи незнакомых деятелей застыли на постаментах. Казалось, они укоризненно покачивали головами. В очертаниях утонувших в полумраке мраморных фигур угадывались пышные парики и длинные фалды камзолов.
За окнами, на освещенной фонарями далекой улице неслышно проносились машины. У каморки я обулась и, схватив сумку, отправилась выискивать напарника по преступлению. Долго блуждать не пришлось. Он стоял в третьем ряду между стеллажами и высвечивал фонариком в раскрытой книге. Посмотрел на меня и снова углубился в чтение.
Правильно, не вешаться же теперь на шею. У Мелёшина сегодня вышел на редкость удачный вечер: и книжки заполучил, и непередаваемые ощущения. Но ведь и мне тоже понравилось, - напомнил неуверенно внутренний голос, но я его сурово оборвала. Подумаешь, попала под влияние момента!
Мелёшин кивнул на два отложенных учебника:
- Это мои. Выбирай и пошли. Время тикает.
Еще бы оно не тикало! А ты помнил об этом, когда целовался? При мысли о тесноте между постаментами мне снова стало нечем дышать, и я не придумала ничего лучше, чем отправиться на поиски нужных книг.
- Дай фонарик, - потребовала хрипло и прочистила горло.
Мэл протянул требуемое. Уйти бы на другой край библиотеки, да не получится. Вот они, книжечки, стоят под носом на соседнем стеллаже. Выбрав три сверхнужных учебника, я бросила в сумку.
- Свои складывай и пошли, - сказала строго.
Мелёшин взял книги с полки и снял с моего плеча сумку.
- Пойдем. Фонариком не свети. При входе стоит защита от светового излучения.
У двери я остановила Мэла, дернув за рукав джемпера.
- Что еще? - спросил он недовольно, будто и не дышал горячо в губы, шепча: "Эвка-а...".
Мелёшин называл меня по имени? - изумилась я, подивившись избранности воспоминаний. Надо же, поначалу из памяти будто вырезало кусок, а теперь начали всплывать неожиданные подробности.
- У меня есть ключ, - ответила также недовольно. Если дуться, то на пару. Не буду же в одиночестве смотреть и терпеть, как он пузырится.
- Ключ - это хорошо, - подтвердил Мэл, - но нужно снять заклинание с петель, а то дверь не откроется.
Повозившись в темноте, он разрешил:
- Открывай.
Выйдя вслед за Мелешиным из библиотеки, я закрыла дверь на замок. Уф, можно вздохнуть с облегчением. Первая часть дела выполнена успешно. Нам удалось выбраться из западни, миновав ловушки.
Мелёшин снова поколдовал у двери, заметая последние следы, поднял сумку и направился вниз. Он шел уверенно и нагло, как и положено ворам и аферистам. Предполагалось, что я должна спешить следом, состроив аналогичное лицо.
Забрав куртки в опустевшей раздевалке, мы оделись у зеркала.
- Иди первым, а я - минут через пять, - сказала Малу. - Вдруг Монтеморт неадекватно отреагирует, если пойдем вместе?
Напарник прищурился:
- Откроешь секрет, как договорилась с Монькой?
- Нет. Иди уже. Дай собраться с мыслями.
Мелёшин кивнул и ушел. Вот так просто взял и исчез, хлопнув парадной дверью. А я успела вообразить, как он затормозит, посмотрит на прощание в глаза и объяснит, что произошло в библиотеке. В фильмах герои всегда в самый ответственный момент пускаются в беседы, что да почему, и наговориться не могут, пока их с другой стороны экрана не начинают подгонять пинками.