– Скорее, я напомнил суперинтенданту об уже известном ему факте, – улыбнулся Фейфул. – Я уже обращался в полицию по поводу пропажи таблеток. Это было в начале июня, думаю, седьмого числа. В тот день я сделал четыре визита к пациентам: начал в половину второго, а закончил без четверти три. Во всех случаях машину я оставлял на улице. Закончив с вызовами я отправился в больницу, и по пути я внезапно заметил, что моего чемоданчика нет на месте – обычно он лежит на сиденье. Я остановился и, поискав, обнаружил его под сиденьем. Он был расстегнут, но на первый взгляд ничто не пропало. Но позднее, уже в больнице, я обнаружил, что в нем недостает четырнадцати таблеток морфия. В тот же вечер я сообщил о краже.
– Много ли препарата содержится в одной таблетке?
– В них было по четверти грана в каждой. Существуют и таблетки с меньшей дозировкой, но эти – самые распространенные.
– Значит, старушке досталось дюжина таблеток? – быстро подсчитал Пардо.
Фейфул кивнул.
– Возможно, где-то остались две лишние, – добавил он.
– Доктор, а в тот понедельник вы, случаем, не посещали Лакландов?
– Да. Я оставил для полиции адреса всех пациентов. Лакланды были третьими по счету. Но чемоданчик к ним в дом я не заносил. Он оставался в машине снаружи во всех случаях, кроме первого вызова.
Суперинтендант прочистил горло.
– Все верно, сэр. У меня есть адреса. Как я уже говорил, из нашего опроса ничего не вышло. Мы как можно тактичнее обошли дома. Мы не упоминали названия таблеток, сказав лишь, что доктору кажется, что он что-то забыл. Но, конечно, никто ничего не видел, но мы на это и не рассчитывали, ведь сумка большую часть времени была в машине.
– Это дает нам не так-то много, но нам важно знать, когда и где произошла эта кража, – заметил Пардо. – Доктор, когда в тот день вы вышли от Лакландов, вам никто не повстречался по пути к машине?
Фейфул наморщил брови пытаясь вспомнить тот день.
– У меня довольно плохая зрительная память, – признался он. – Погодите минутку, – беспокойно продолжил он, явно стыдясь своей забывчивости. – Вряд ли это имеет значение, но мне кажется, что я встретил Дженни, то есть мисс Херншоу – она возвращалась от калитки, где распрощалась с каким-то посетителем. Понятия не имею, кто это был, но, возможно, она вспомнит.
Пардо поблагодарил его, а затем спросил:
– Вы упоминали о пропаже морфия в разговоре с кем-нибудь помимо полиции?
– Нет, я ни с кем не говорил об этом.
– Тогда буду благодарен, если вы не будете делать этого и впредь.
Доктор согласился, и Пардо, по своему обыкновению, отставил эту тему.
– Доктор, пока вы здесь, я бы хотел взглянуть на те письма. Я все еще не видел их, но суперинтендант взял их с собой.
Врач пододвинул свой стул поближе – он был рад сменить тему или, по крайней мере, взглянуть на нее под новым углом.
– Вынимайте их, – бодро предложил он. – Вы не представляете, чего мне стоило пусть даже временное расставание с этими посланиями!
Суперинтендант Литтлджон вынул письма из внутреннего кармана, каждое из них находилось в своем конверте, и все они вместе были перевязаны резинкой. Он протянул их инспектору, в то время как взгляд всех троих был прикован к дешевым конвертам.
Пардо снял резинку и изучил верхнее письмо; делал он это с холодной неприязнью, которую приберегал для подобных случаев. Затем, отложив оставшиеся два письма на колено, он несколько брезгливо вынул из первого конверта лист бумаги. Развернув его, он взял его так, чтобы остальным было видно, что там написано.
Тихим голосом он прочел послание:
Доктор Фейфул, берегитесь! Злые дела не останутся безнаказанными. Есть те, которые наблюдают.
– Хм. Неровные печатные буквы, но, возможно, это нарочно. Самая дешевая писчая бумага и такой же конверт. Бледные чернила – выцветшие, разбавленные, или их наскоро промокнули. Неприятный состав, а стиль письма пафосный, что делает его еще хуже. Доктор, как я вижу, здесь нет даты, – добавил он, обращаясь к Фейфулу. – Вы помните, когда вы его получили?
– О, да. Я сделал заметки о каждом из писем, но что касается этого, то мне не нужна шпаргалка. Это первое письмо, и оно пришло с утренней почтой в субботу, 12 июня. Думаю, штемпель на конверте достаточно четкий.
Так и было. На конверте были и марки, и штемпель, говоривший о том, что письмо было отправлено из Минстербриджа 11 июня в 18:30.
Пардо отложил письмо в сторону и раскрыл второе. Конверт, бумага и почерк были точно такими же, но штемпель был едва различим. Однако доктор мог дать информацию. Письмо пришло 2 июля, с первой почтой. «Думаю, это была пятница». Оно гласило: