– Не вполне. Верите ли вы, что автор писем и есть убийца миссис Лакланд?
Доктор выпрямился и словно решил избегать явных обвинений.
– Так и есть. Думаю, это естественный вывод. Но часть письма не вписывается в теорию. Почему «медленно отравляете»? Это ошибка или какой-то хитрый ход автора, ведь нет сомнений в том, что пожилая леди была убита одной дозой морфия, а не от накопительного эффекта какого-то другого яда, которым можно было ее травить долгое время, на что намекает письмо.
– Хорошее замечание, доктор, – кивнул инспектор. – Вы заметили в этой теории еще что-либо странное?
– Да. Почему третье письмо было отправлено так, чтобы оно пришло в последний день жизни миссис Лакланд? Это должно было привлечь особое внимание к автору, ведь это совсем не то, как когда приходили предыдущие письма, а миссис Лакланд шла на поправку. Это такое внимание, которого убийца захотел бы избежать. А может, он или она (или надо говорить «оно») решило, что я, невиновный человек, покорно приму эти дьявольские обвинения и оставлю их в тайне?
– Что бы получил автор, если бы вы молчали? – быстро вставил Пардо. – Ничего, кроме удовлетворенного злорадства от того, что письма доставлены. И это может указать на автора. Извините, – он дружески улыбнулся Литтлджону, – я имею в виду, что это выглядит так: неутомимый автор анонимок не мог в то же самое время обдумывать убийство. Разве это не согласуется с вашими предположениями?
Он обернулся к доктору Фейфулу, и тот кивнул.
– Да, – и задумчиво добавил: – Тогда мне кажется, что… – он запнулся.
– Да? – подтолкнул его Пардо.
– Я собирался сказать, что из этого следует, что автор писем что-то подозревал. Может быть, он знал о том, что готовится убийство; может быть, знал убийцу, и по каким-то своим причинам решил бросить подозрение на меня.
– Может быть, – повторил Пардо, но было ясно, что сам он так не считает. – Но это возвращает нас к вашему первоначальному возражению: поскольку миссис Лакланд была отравлена одной большой дозой, а не множеством мелких, то что мог заметить посторонний человек, да еще настолько давно – 11 июня?
– Это проблема, – согласился доктор. – Предположим, что автор анонимок и убийца действовали сообща, и убийца знал о письмах?
– Боюсь, это не продвигает нас вперед, – ответил инспектор. – Ведь это значит, что письмо, отправленное из Буллингхэма во вторник, могло бы доставить убийце неудобства, как если бы он написал его сам. Снова, откуда все эти предположения о медленном отравлении? – Инспектор поймал взгляд Литтлджона. – Суперинтендант, вы хотите что-то сказать?
– Ну, что касается меня, то я склонен считать, что все это – дело рук одного и того же человека, а все несовпадения сделаны специально – с какой-то непонятной нам целью.
– Ясно, что сейчас мы не понимаем, в чем его цель, – заметил Пардо. – Так что сказанное вами может оказаться верным. Нам нужно рассмотреть все теории, которые только можно выдвинуть. Если за всем этим стоит один человек, то у него какая-то странная психология. Если их двое, то это еще более непонятно.
Он встал. Доктор Фейфул и суперинтендант последовали его примеру.
– Не могу вас больше задерживать, сэр, – сказал он Фейфулу. Пардо быстро сложил письма, обернул их резинкой и отправил во внутренний карман. – Пожалуйста, дайте знать, если получите новые анонимки. Я передам их эксперту. А сейчас мы должны отправиться к адвокату.
Доктор стоял, сунув руки глубоко в карманы, устремив взгляд на инспектора. В его манере была какая-то нерешительность, и это привлекло внимание обоих полицейских.
– Прежде чем вы отправитесь к Ренни, думаю, вам нужно кое-что узнать. Я не упоминал об этом, потому что знаю, насколько туманными бывали заявления миссис Лакланд. Но, – брови доктора причудливо приподнялись, – поскольку я обвиняюсь в отравлении, то лучше огласить все, тем более, что если это так, то у кого-то есть мотив для убийства. Я склоняюсь к тому, что это было непреднамеренное убийство, – он взглянул на Пардо, и в его голосе появились вопросительные интонации.
Однако инспектор ничего не ответил, и доктор продолжил:
– Когда вы спросили меня о том, полностью ли миссис Лакланд распоряжалась наследством покойного мужа, я ответил, что не знаю. И это правда. Но мне известно, что у нее были и собственные средства, никак не связанные с ее браком. Она сказала мне, что их порядка пятнадцати тысяч фунтов. И, что касается этой суммы, она периодически то ли притворялась, то ли и в самом деле забавлялась тем, что составляла новые завещания и уничтожала старые. Вот, что я имел в виду, говоряо туманности ее слов. В среду днем, то есть в последний раз, когда я видел ее в добром здравии, старушка сказала, что дожидалась, когда же я разрешу ей увидеться с Ренни, ведь она хочет составить новое завещание, согласно которому те пятнадцать тысяч, которыми она могла распоряжаться по собственному усмотрению, перешли бы ко мне в случае ее смерти. Она добавила, что адвокат знает о ее намерении, так что, если это так, то Ренни сможет подтвердить ее слова. С другой стороны, я склонен относиться к этому скептично.