- Значит, с ними можно договориться.
- Оставь надежду. - Амен-Каури сделал непродолжительную паузу. - Даже будучи верными Змеиному Трону, они выполняют все приказания верховного жреца. А поскольку поганые почитатели Сета смеют оспаривать власть законного правителя Темных песков и считают себя равными ему по крови, то рассчитывать на их содействие не стоит. Как и им не стоит полагаться на Царя Царей, если в какой-нибудь из черных святынь обнаружится пропажа.
- Значит ли это, что вы не станете преследовать грабителей Черного Храма именем закона? - поинтересовался Орадо. Он осознавал, на какой риск шел, произнося те слова. Возможно, старик и сочтет его достойным немедленной смерти, однако, был шанс, что Амен-Каури не устоит перед желанием утереть нос религиозным фанатикам, власть которых в Стигии была фактически равна его собственной.
- Не станем преследовать? - на тонких губах старика появилось подобие улыбки. - Да ты с ума сошел, мальчишка! Или же, наглость твоя чрезмерна! Ты правда думаешь, что найдется глупец, который посмеет зайти в священную усыпальницу без ведома Песчаной Стражи?
- Полагаю, что для человека, одетого в жреческую хламиду, пройти по Скорбной Дороге, до самого храма не представляло бы особого труда. У меня есть сильные сомнения в том, что страх простолюдинов перед религиозными фанатиками позволит им даже подумать о подобном святотатстве.
- Ты стоишь возле Змеиного Трона и произносишь такие речи, от которых сам Владыка Темных песков приходит в ужас! Придворный маг приказал бы тебя посадить на кол. Но, как видишь, его нет в тронном зале, а на гнев Царя Царей можешь не рассчитывать. Скажем больше. Дерзостью своей ты напоминаешь его самого в молодости. И только тем ему нравишься, щенок ахеронский!
- Стало быть, вы не станете держать гнева даже на того человека, который осмелится назвать себя еретиком?
- Тебе, должно быть, известно, что и меня самого называют еретиком. Едва ли сердце царственного отступника заполнится скорбью после того, как он узнает, что кто-то забрал из Черного Храма ту вещь, которая была принесена в дар духу-хранителю усыпальницы. Но и на милость его пусть этот человек не рассчитывает. Терпеть его присутствие в городе продолжительное время никто не станет.
- Как долго вы позволите ему оставаться в Кеми, великий государь?
- Через два дня Кеми примет правителя объединенных городов Пондава. После этого стража получит соответствующие распоряжения и злоумышленнику придется позабыть о своих планах. Священные Ворота закроются перед ним навсегда.
Амен-Каури внимательно посмотрел в глаза ахеронцу, желая убедиться в том, что тот понимает, к чему может привести ослушание. Во взгляде старика, полном решимости исполнить свои угрозы и обещания, Орадо заметил и что-то другое, свойственное, быть может, только людям, не понаслышке знающим о бремени монаршей власти. Да, это был истинный государственник, верный своему слову, ценивший в своих подданных одну лишь преданность. Но смогут ли такого монарха долго терпеть на троне жадные до власти жрецы змееликого бога? Когда-нибудь они возведут на престол человека менее своевольного и возложат на имя нынешнего правителя Кеми камень запрета, дабы из последующих веков были стерты как его изречения, так и поступки.
- Если такова ваша воля, то я безоговорочно подчиняюсь ей, - промолвил Орадо.
Старик криво усмехнулся, выжидающе посмотрел на ахеронца.
- Надеюсь, что ты понимаешь, что за тобой теперь будут следить безустанно?
- Да, великий.
- Следовательно, тебе не стоит объяснять и то, что путь в запретный город для тебя отныне закрыт.
- Я это знаю. Даю вам слово чести, что больше покой мертвых в том некрополе я не потревожу.
- Слово чести? Снова... Какое может быть слово чести у такого пройдохи как ты?
- Я был бы вам весьма признателен, если бы вы...
- Если что? - Амен-Каури рассмеялся. - Мы не верили тебе прежде и не поверим ни единому твоему слову до тех пор, пока ты будешь ошиваться на улицах Кеми! Ну, чего насупился, чужеземец? Если ты можешь помочь чем-то Владыке блистательного города, то говори. Может быть, лишь к твоим советам стоит прислушаться? К тебе одному, а не к подхалимам и пустобрехам, которые забыв обо всем, устраивают разнузданные оргии в залах этого дворца, - он указал пальцем в сторону тяжелых, закрытых дверей. - Ты не такой как они, это видно. Достаточно ли ты хитер, чтобы обвести вокруг пальца старого дикаря юго-западных земель?
- Сделать это будет достаточно просто, поскольку, я слышал, что этот человек посвящает своих жен какому-то особенно почитаемому им божеству, посредством жертвоприношений.
-Да, это так. Его боги - боги четырех стихий, требуют кровавых даров.
- В таком случае, пустите по городу слух, что ее высочество, принцесса Стигии, дева Ави-Ваша, была взята на небо ревнивым творцом небесного свода. Пусть царь объединенных городов Пондава услышит это не из ваших уст, а из уст ваших подданных. Пусть эта весть дойдет до него от уличных торговцев, рыбаков, плясуний. От всякого нищего... И тогда он не в праве будет обвинить вас в нарушении данного вами обещания. Этому дикарю придется поверить во вмешательство высших сил. Не ваших слов, конечно.
Амен-Каури молча смотрел на ахеронца, словно о чем-то раздумывая, затем произнес:
- Нет большего вреда для Змеиного Трона, чем принимать хитрость за мудрость. Но во имя небес, в словах твоих есть толк.
- Но и это еще не все, великий царь.
- Продолжай. Мы по-прежнему слушаем тебя.
- Объявите с сегодняшнего дня праздник по случаю вознесения на небо вашей дочери. Пусть празднество будет длиться несколько дней и весть о нем разнесется по всем стигийским городам. Чем быстрее разойдутся по темной пустыне слухи, тем больше паломников и простых зевак потянется в Кеми. Говорю вам, нет лжеца более убедительного, нежели тот обманутый правдолюбец, который искренне верит в искренность собственных слов.
- Пожалуй, в этом тоже есть смысл, - прошептал Амен-Каури. - Но как же быть с телом Аки-Ваши? Сейчас оно лежит в одном из запертых храмов бога смерти, что примыкают ко дворцу. Вынести его незаметно, что сейчас, что во время праздника, будет очень сложно.
- Сделайте это в тот дневной час, когда зеваки потянутся к главным городским воротам, встречая правителя объединенных городов Пондава.
- Даже тогда сделать это незаметно будет достаточно сложно. Весь дворец скорбит об утрате. Некоторые, особо болтливые царедворцы, уже разносят по городу дурные вести!
- Как вы сказали, они разносят всего лишь слухи, великий государь. Скажите мне, многие ли подданные, во дворце, знают о произошедшем несчастье?
- Здесь вести расходятся очень быстро, пифонец.
- В таком случае, соблаговолите отдать распоряжение закрыть все входы и выходы из дворца и прикажите же вашим подданным держать языки под замком. Никто из них не должен показываться на городских улицах до того времени, пока правитель Пондава не покинет пределы Стигии.
- Будет намного проще отрезать всем им языки, - пробормотал старик. - Разумеется, мы сможем дурачить часть наших подданных все время, возможно, сможем дурачить всех их какое-то время, но не в наших силах дурачить их всех и всегда.
- О, столько времени едва ли вам потребуется, великий царь. В этом дворце я надышался таким количеством ароматов, что не могу даже понять, как много благовоний используют ваши жрецы в своих ритуалах. А вашим подданным, привыкшим дышать наркотическими ароматами, это сделать и вовсе не под силу.
- Что ты предлагаешь?
Вместо ответа, Орадо потянул руку в карман и достал из него раздавленный лепесток розового лотоса...
8
В последующие дни, город гудел от труб, возвещавших о великом, нежданном празднике. И с удивлением для себя простой народ узнал о вознесении на небо порочной царственной дочери царя-реформатора, которую возжелал взять к себе в жены один из младших сыновей бога Солнца. Мало кто поверил словам вестников, разносивших благую весть по темным пескам Стигии, однако люди были рады хоть ненадолго отвлечься от своих забот. Мрачные храмы Кеми раскрасились разноцветными гальваническими лампами, а свет от них, яркий, не похожий ни на что, прежде виденное Орадо, стал освещать городские постройки как днем, так и ночью. Город, не стесненный больше никакими религиозными устоями, ожил и, словно какой-то распустившийся чудесный цветок, засиял, заискрился в тени Черных усыпальниц. Всякая работа в нем прекратилась. Чаще стали звучать веселые голоса, громче заиграли свои песни музыканты. На главной площади появились цирковые шатры, а с театральных подмостков усердно заиграли роли похожие на павлинов, облаченные в яркие одежды артисты.