Я краснею и стыдливо прячу от него свой взгляд.
— Я уверена, ты бы победил.
Переворачиваю книгу, и вижу цену: тридцать девять долларов и девяносто пять центов.
— Ого, разве ты можешь себе это позволить?
Тед закатывает глаза.
— Об этом не волнуйся. Она же тебе нужна, так?
Еженедельное пособие Теда не больше моего. Если бы он потратил сорок долларов, то ему было бы просто не на что жить.
— Но, где ты достал деньги?
— Детка, просто...
— Ты ее украл?
Он вздыхает, играя с моими волосами.
— Ты правда хочешь знать ответ на этот вопрос?
В моей голове вырисовывались страшные картины, но я быстро оборвала их.
— Нет. Не особо.
Мы завершаем свой обед и направляемся к лифту, стоя бок о бок друг к другу, как две параллельные прямые. Он пододвигает руку чуть ближе ко мне, прижимаясь костяшками пальцев к моей руке. Я закрываю глаза: статическое электричество окутывает мои пальцы, согревая меня и лишая способности дышать. Дверь открывается. Мисс Лиджен, директор этого учреждения, выходит, и мы расходимся в разные стороны, подобно Красному морю.
Из Показаний Мисс Эллен Рю
Учительницы Мэри Эдиссон
Я могу описать Мэри лишь одним словом: «одаренная». Она самая лучшая, самая удивительная ученица на моей памяти. Читает на уровне восьмиклассников и неподражаема в математике. Однажды, я дала ей задачи, предназначенные для уровня шестого класса. Она решила их за тридцать минут, набрав девяносто баллов из ста возможных.
В книге по подготовке к ЕГЭ семьсот пятьдесят шесть страниц. Если я буду проходить по пятьдесят страниц в неделю, то к декабрю буду готова к сдаче.
Если только мыши не съедят ее к тому времени. Они уже успели погрызть края.
У нас с Тедом есть план. Поскольку он старше, то освободится раньше меня. Надеюсь, к тому времени он закончит школу, найдет работу и квартиру. Меня будут держать здесь до девятнадцати, а может и дольше. До тех пор я буду тратить только половину своего пособия, а остальное откладывать на колледж. Это по пятнадцать долларов в неделю на протяжении пятидесяти двух недель. Итого: семьсот восемьдесят долларов. Умножьте на четыре года. Получается, к началу учебного года у меня будет три тысячи сто двадцать долларов. Тед сможет позаботиться о нас, пока я буду изучать бизнес-управление. Затем, мы откроем собственный хозяйственный магазин, поженимся и забудем о нашем прошлом. Я детально изложила наш план в тетради по косметологии.
Чтобы колледжи закрыли глаза на мои грехи, я должна выполнить все с точностью в девяносто восемь процентов, на двести баллов меньше идеала. Устную часть я щелкаю, как орешки. Как-то раз прочитала словарь от корки до корки, потому что это была единственная стоящая книга. Математика будет сложнее. Конечно, я превосходно считаю в уме. Частенько пересчитывала деньги на аренду, которые мама хранила в жестяной банке над плитой. Мы всегда находились в состоянии кризиса и, если я ошибалась, мама жутко на меня орала. Правильный подсчет не выводил нас из этого состояния, но становилось чуть легче. Но в ЕГЭ есть всякие графики, фигуры и формулы, которых я в жизни не видела, а мой курс по подготовке к экзаменам включал в себя только основы. Остальное мне приходилось учить самой. Плюс ко всему, не хочу, чтобы девочки или мисс Штейн узнали над чем я тружусь. Они только все испортят. Так что, все должно остаться в секрете.
— Эу! Чем занимаешься?
Черт, я серьезно надеюсь, что Тара обращается не ко мне. В комнате повисло такое молчаливое напряжение, что можно было смело сказать: что-то грядет.
Я продолжаю сидеть спиной к ним, накрывшись простыней, будто скрываясь в палатке, и листать страницы. Может, если я просто проигнорирую ее, она уйдет.
— Эу! Психичка! Я спросила, чем занимаешься?
Она срывает с меня простыню, и книга вываливается из моих рук, с глухим стуком падая на деревянный пол. Я не успеваю достаточно быстро спрыгнуть со своей койки и схватить ее. Она меня опережает.
— Что тут у нас?
Каждая пара глаз в этой комнате прикована к нам, но я не могу думать ни о чем другом, кроме книги, подаренной Тедом, которую она держит в своих жирных руках. Сама мысль об этом заставляет каждый дюйм моего тела зудеть. Мой язык больше мне не повинуется.
— Верни, — бормочу я.
Вся комната затихает, а Тара роняет свою челюсть на пол. Они никогда прежде не слышали звук моего голоса. Кто-то бормочет: «Вот дерьмо», и Тара ухмыляется.
— А иначе? — П-Р-Р-Р! Она разрывает обложку.