- Ну что ты такой сухарь, а? У меня вот подарок жене накрылся, всё из-за этого проклятого шёлка, дело сыпется, с отчётом в дурацкую ситуацию угодил...
- А почему вы решили, что я должен интересоваться вашими проблемами?
- Да потому что ты - человек, Патканян! - устало огрызнулся Павел, проваливаясь в бурый водоворот - У тебя характерные признаки человека: прямохождение, речь, отстоящий большой палец на руке... А если ты человек, то и относиться должен...
* * *
- ...по-человечески... - пробормотал следователь, вваливаясь в прихожую.
- Что? - переспросил профессор, вставая с дивана.
Дверь хлопнула.
- Да это я так... не обращайте внимания. Это я не вам.
- А кому? - в груди "ёкнуло", Харчевский невольно шагнул вперёд, - Там кто-то есть? В коридоре?
- Нет. - спохватился Карев, - не в коридоре. Там...
- Где?
- Ну, в этом... Внешнем мире. Когда я ложился на кушетку, перед погружением сюда, говорил с одним... товарищем. Он там за аппаратурой смотрит. Такой желчный тип с чёрной бородищей и в белом халате.
- Вот как? - профессор пожевал губами, - И о чём же вы беседовали?
- Да там... понимаете, у моей жены скоро день рожденья. Я ей купил платье в подарок. Вечером, выходя из "прыгуна", попал под дождь...
- Там дождь? А здесь всё ясно... - Харчевский оглянулся на солнечно-дневные осколки в раме.
- Да, у нас лило как из ведра. И сегодня сыро. В общем, платье намокло, пошло пятнами, я решил погладить и ткань совсем испортилась.
- А в чём проблема-то? - пожал плечами профессор, - Подарите ей духи или цветы. Или серьги, в конце концов.
- Так она уже видела платье. Вместе выбирали.
- Ну, скажите тогда, что платье испортилось не по вашей вине, и что вместо него она получит духи.
Карев поднялся и подошёл к разбитому окну. Вода в банке позеленела, бутоны склонились ниже, а кончики лепестков сморщились и пожелтели.
- Но ведь она расстроится.
- Женщины всегда чем-то недовольны. К этому надо относиться спокойно. Пообещайте, что в следующий раз купите новое платье. Вот и всё.
Вместо ответа следователь наклонился и поднял с пола сразу стопку осколков.
- Знаете, Эдуард Васильевич, неправ я был с этой игрой. - заговорил он, вставляя их в раму один за другим, - Глупо это всё.
Через полминуты дыра в ночь затянулась и исчезла. Без следа.
- Спасибо за окно. Знаете, Павел, я хотел бы спросить...
- Пожалуйста.
- После того, как вы наберёте достаточно материала... что дальше?
- Ну... денёк мне будет нужен, чтобы оформить отчёт. Затем бумаги уйдут на рассмотрение комиссии. А там уже решат, можно ли закрыть дело. Если сочтут, что отчёт мой негоден - назначат дополнительное следствие...
- А если годен? То - всё?
Карев нахмурился.
- Необязательно. Мы не принимаем таких решений. Вас отправят на "определитель". Это вроде жребия. Если выпадает один вариант - значит, там, наверху считают, что не всё про вас узнали, и нужно новое следствие. Так может происходить до нескольких раз.
- А если второй вариант?
Карев развёл руками:
- Тогда аппараты жизнедеятельности автоматически отключаются. Мне очень жаль.
Профессор надолго замолчал, сосредоточенно моргая.
- А сколько обычно уходит на всё это времени?
- Недели две на следствие. И примерно неделя на комиссию, иногда больше или меньше, в зависимости от очереди и сложности дела.
- Значит, я умру примерно через три недели? - медленно проговорил профессор.
- Необязательно. - повторился Карев, - Возможно ведь дополнительное следствие.
- И сколько бывает этих... дополнительных?
- Точно не помню, кажется, до пяти. Но это в исключительных случаях. А вот на второе следствие "определитель" отправляет довольно часто.
Профессор как-то ссутулился, заморгал, машинально потянулся к подбородку...
- Я не готов умереть.
Карев вздохнул.
- Что я могу сказать? Начинайте готовиться. Всё это - химера, цепляться за неё бессмысленно. А в наш мир вам путь заказан.
- Вы уверены? Разве не было ни разу, чтобы кто-то из подследственных выходил из комы?
- Нет.
- А вы узнавали?
- Да. К нам попадают только те, для кого уже точно нет возврата.
- Откуда вам знать? Сколько раз я слышал или читал, как люди выходили...
- Только не из четвёртой степени.
- Идеология... Конечно. Если такие случаи были, вам не скажут.
- Эдуард Васильевич! Поверьте, мне действительно жаль. Но вы уже не сможете вернуться к нормальной жизни. С этим нужно смириться. Я не могу вам помочь. Не могу напутствовать и всё такое. Я не священник. Я просто следователь и должен выполнять свою работу. Давайте вернёмся к нашим добрым делам. А то с ними у нас беда.