– И я не пришел бы сюда, не найди я сестру Сильвию Никол сегодня утром в холодильнике для вакцин. Она истекла кровью.
– Мы соболезнуем вашей утрате. Сестра Никол была одной из старейших работников, – магистр притопнул каблуком. Это были не те откровения, которые были ему необходимы. – Но мы здесь по другому поводу.
– Включайте диктофон. Я расскажу все, что знаю. – кивнул Болман.
– Сигарету? Или может быть чего-нибудь для бодрости или смелости? – предложил магистр.
– Нет. Начнем.
Магистр нажал кнопку перемотки, а затем кнопку записи. Мерный шорох пленки, щелчки зажигалок и поскрипывание половиц.
Савелий выдохнул и откинулся на мокрую от пота спинку кресла.
– Если начинать. То с самого начала. Не знаю будет ли это вам интересно – Савелий втянул носом сигаретный дым. – Двадцать пятого мая две тысячи тридцать девятого года я приехал сюда из Валанса, проходить практику. Меня привезли рано. Часов в пять утра. И первым, что я увидел была девушка арабка. Она была совсем молодой, вся в жутких отеках. Вода сочилась через ее кожу. Когда я спросил у местных докторов, что с ней, мне сказали, что это реакция на новый экспериментальный препарат. Ее не лечили. Ей не пытались помочь, облегчить ее страдания. Они наблюдали. И таких больных были сотни. По заказу монакийского ордена Соломон Хейфиц и другие врачи тестировали на живых людях лекарства, косметические средства, вакцины. Официальных паломников с документами они разумеется не трогали. Собирали всяких бродяг из восточной Европы и местных. Говорили, что многие открытия были утеряны во время священного атомного огня. Черт, Соломон считал себя Авиценной или Парацельсом, здесь. Где церковь не видела его методов лечения, что он называл инновационными. Мы сжигали трупы, почти каждый день. Они ставили ложные диагнозы здоровым людям, чтобы положить их под нож. Я убеждал себя, что они правы. Что медицина в упадке, после священного огня, и они делают это все во благо. Они тестировали на живых людях яды. Какие легко определить в организме, а какие нет. Для нашего министерства обороны. Но никакого блага не было. Были лишь горы трупов и глубоко больных людей, что не могли больше полноценно жить. Пятнадцатого июля две тысячи тридцать деятого года мы выявили первую группу заболевших неизвестным вирусом. Когда мы выяснили, что это новая форма тифа заболевших было больше сорока человек, включая весь врачебный состав. Двадцать первого июля скончался глава ордена госпитальеров – Соломон Хейфиц. Пятнадцатого августа, закончив все профилактические меры и убедившись, что вспышка ликвидирована, я собирал посмертные эпикризы и отчеты для министерства, но не обнаружил документов Юстина Паторса. Все тела были кремированы в целях безопасности. Я не мог сделать повторных заключений. Мне было девятнадцать. Полгода назад я приехал сюда проходить практику. У одних из лучших. Я испугался. Думал меня отстранят от врачебной практики или посадят в тюрьму. Поэтому я записал господина Паторса в список живых. С этого все и началось.
– Имеются ли записи об этих опытах над людьми?
Савелий кивнул.
– Расскажите о Марго Хейфиц?
– Марго была крайне избалованным ребенком. Диана и Соломон слишком много ей позволяли. После их смерти она вела себя как хозяйка этого госпиталя. Мы не обращали на это внимание. Девочка потеряла мать и отца. Мы старались быть с ней мягче. Я тогда не замечал. Только когда Марго выросла, я понял, кто подделывает документы. Обманывает сестер меняя лечение. Я понял, что она точная копия своих кровожадных родителей, для которой человеческая жизнь ничего не значит. В госпитале стали снова появляться деньги. Мы могли позволить себе кровати, вместо досок. Новую аппаратуру и реактивы для анализов. Я стал больше времени уделять паломникам из Франции, чем простым страждущим. Так как они могли написать жалобу, а те аборигены могли только помочиться в углу процедурного кабинета в отместку. Люди делали мне предложения, от которых я не мог отказаться. Через три года умерла моя невеста. Я стал пить. Марго уже сдала экзамены и могла самостоятельно проводить операции и назначать лечение. Она занялась черной трансплантологией. Продажа органов. Как в Азию. Так в Европу. Торговля людьми. Детьми паломников, что умирали здесь. Я тогда страшно пил. Из-за Гаяни. Я не верил, что она мертва и заливал горе. А Марго наполняла мой стакан. Она хороший психолог. Могла усыпить страх, беспокойство. Это звучит глупо. Но ты не воспринимаешь подростка всерьез. Это и усыпляет бдительность. Маленькая сиротка. Мы ее недооценивали.
– Расскажите о том, кто стал Юстином Паторсом?