В воскресенье по инициативе Линдхольма пациентов больницы на трех автобусах повезли к морю, расположенному в двадцати километрах от городка.
Оторвавшись от остальных, мой отец и Гарри тут же облюбовали себе укромную песчаную бухточку, где можно было уединиться. День выдался изумительный, настоящий подарок. Над водой бескрайным кобальтовым шатром раскинулось небо. Парни разулись и, как пьяные, бродили у кромки моря, лизавшего их ступни.
Потом Гарри исчез за скалой. Мой отец сделал вид, будто он ничего не заметил. В последнее время у Гарри появилась привычка уединяться в укромных местах и испытывать там свою мужскую силу. Солнце, клонясь к закату, отбрасывало длинные тени. И отражение Гарри, мучительно добивавшегося удовлетворения в своем укрытии, проецировалось на песок, как какой-нибудь эротически откровенный рисунок Шиле. Мой отец попытался сосредоточиться на волнах и сверкающем в бесконечной дали горизонте.
А еще хотелось бы Вас спросить, что Вы думаете о социализме. Судя по Вашим семейным обстоятельствам, вы из среднего класса, к которому относился и я до своей встречи с марксизмом. А средний класс имеет на этот счет достаточно странные представления…
Осень настала в Экшё необычно рано. Она налетела внезапно, ночью, со свинцовым дождем и пронизывающим холодным ветром. Две девушки в больничной палате с испугом смотрели, как за окном сотрясалась и гнулась одинокая береза.
Их кровати стояли настолько близко одна к другой, что они могли взяться за руки, высунув их из-под одеяла. Девушки перешептывались:
– Эх, мне бы сейчас двенадцать крон!
– И что бы ты с ними сделала?
Лили закрыла глаза.
– У нас на углу улицы Нефелейч был зеленщик… Меня мамочка посылала к нему за фруктами…
– В лавку Медве! Так звали зеленщика!
– Этого я не помню.
– Ну как же! А я называла его просто “медведем”! Почему ты об этом вспомнила?
– Просто так. В прошлом месяце, в Смоландсстенаре, когда я еще на ногах была, я увидела в витрине зеленый перец.
– Ух ты! А я думала, его здесь не бывает.
– Я тоже так думала. Он стоил двенадцать крон. За килограмм, наверное. Или за полкило?
– И тебе захотелось.
– Это глупо, я знаю. Но вчера мне этот зеленый перец снился. Я кусала его. Он хрустел. Приснится же такой бред!
Дождь лил не переставая, барабаня в окно, и девушки зачарованно слушали его шум.
Шара, моя подруга, часто рассказывает мне про социализм. Я, признаться, идеологией никогда не интересовалась. Но сейчас начала читать книгу, которую мне дала Шара, “Москва, 1937” – так она называется. Но Вы-то, конечно, давно ее прочитали…
Как-то ночью мой отец стал опять задыхаться. Он даже не успел крикнуть. Остановился посередине барака, напрягся всем телом и, разинув рот, попытался хватить кислорода из воздуха. Но тут же упал. На сей раз из его грудной клетки откачали два литра жидкости.
Оставшуюся часть ночи он провел в боксе, куда его поместили. Гарри улегся на пол рядом с кроватью, чтобы поднять по тревоге Линдхольма, если снова начнется приступ. Хотя главный врач уверял его, что в ближайшее время кризис не повторится, он все же остался.
– Что со мной было? – еле слышно пробормотал отец.
– Ты упал без сознания, у тебя откачали жидкость. И теперь ты в боксе, рядом с операционной.
У Гарри от жесткого деревянного пола заныли бока. Он сел и скрестил ноги по-турецки. Отец долго молчал, а потом прерывающимся голосом воскликнул:
– Слушай, Гарри! Я жабры себе отращу! Нет, они меня не возьмут.
– Кто – они?
– Кто угодно. Я покажу, на что я способен!
– Эх, завидую я тебе! Что ты такой сильный…
– Не унывай, с тобой тоже все образуется. И сморчок твой станет такой оглоблей, что только держись!
Гарри сидел, покачиваясь взад-вперед. Размышлял над словами отца.
– Ты так думаешь?
– Все девки будут твои, – заверил его отец и попробовал улыбнуться.
Между тем из головы у него не выходили слова, которые он написал Лили:
А теперь один странный вопрос: а как у Вас обстоят дела на любовном фронте? Ох, боюсь, достанется мне от Вас за такие вольности!..
В один из последующих дней под унылым моросящим дождем Шара выскользнула из госпиталя и направилась в старый центр. Экшё и после войны оставался волшебным городом, особенно в его исторической части.
Одна из сестер подсказала ей, где расположена самая лучшая овощная лавка. И надо же было случиться, что на витрине зеленщика стояла всего лишь одна корзинка, а в ней – пара крепких мясистых ярко-зеленых перцев.