Выбрать главу

— Повернись, мать твою, кругом, — произношу я дрожащим от гнева голосом. — Двинешься в мою сторону, и я вышибу твои грёбаные мозги.

Делая глубокий вдох, он поднимает руки вверх, будто сдаётся на мою милость, в тот момент, когда неспешно разворачивается. Мой пульс стучит, когда мой взгляд останавливается на его лице. Он молод. В лучшем случае ему двадцать пять. Он сложен как полузащитник; он выглядит мужественно благодаря шраму, что пересекает его правую щёку.

— Ты её сутенер или парень?

— Нет, — моя челюсть сжимается. — Позволь задать вопрос. Тебе нравится жить? Ты наслаждаешься каждым вдохом, который ты делаешь? Потому что если так, то тогда тебе, мать твою, лучше бы ответить на те вопросы, что я задам, и без промедления, — я сокращаю между нами расстояние и прижимаю дуло пистолета к его подбородку. — Замешкаешься, и пуля прошьет заднюю часть твоего горла, — приподнимая бровь, я чуть склоняю голову. — Понял? Я не играю в грёбаные игры.

— Да.

Так обстоят дела в преступном мире, тут существует два типа людей: те, кто знают, как выжить, и те, у кого слишком много гордости. Чтобы выжить в этом мире, вам необходимо знать, когда принять удар и откинуть глупую гордость в сторону. Этот мудак, кажется, понимает это. Не может быть никакого сопротивления в ситуации подобной этой.

— Те женщины, которых ты забрал, что ты, ублюдок, сделал с ними? — моя рука чуть подрагивает, ствол пистолета упирается сильнее в его кожу. — Ты убил их? — спрашиваю я.

— Нет. Нет, я не делал этого. Я не убивал их.

Я приближаю своё лицо к его, мои ноздри трепещут.

— Тогда... — мой палец дергается на плавном изгибе спускового крючка, — ...что же ты, придурок, с ними сделал? — он сглатывает, и когда он делает это, дуло пистолета тоже неспешно движется. В попытке контролировать животное желание избить его до коматозного состояния, я пристально впиваюсь взглядом в его глаза. — Ты мешкаешь.

— Ты не поверишь мне, если я скажу тебе, — говорит он.

— Попробуй, — я использую пистолет, чтобы склонить его голову в бок.

— Мы продаём их.

Жар медленно заполняет мои вены.

— Сексуальные рабыни...

— Нет, — качает он головой, — мы учим их любить, — он смеётся. И это не снисходительный смех, это смех на грани безумия. Как будто он на самом деле верит в то, что говорит, даже несмотря на то, что он лопочет что-то невероятное. — Любовь. Мы продаем любовь.

— Ну что ж, ничтожный кусок дерьма. Мне необходимо, чтобы ты сказал мне, кому ты продал мою сестру.

Он предпринимает попытку опустить подборок к груди, но я вновь приподнимаю его дулом пистолета.

— Говори. Мне.

— Я не знаю. Я просто обучаю их. Я не отвечаю за сделку.

— Значит, ты мне скажешь, кто отвечает за это, — я смеюсь и качаю головой. — А хотя... Триша? — я пристально смотрю на этого придурка. — Триша!

Я слышу, как дверь ванной приоткрывается, и девушка всхлипывает, когда подходит к нам. Его глаза устремляются к ней на короткое мгновение.

— Я не собираюсь помогать тебе...

— Всё, что я хочу от тебя, — я перебиваю её, — это, чтобы ты взяла его телефон из кармана, — она делает так, как я сказал, передавая телефон мне. Я беру его и засовываю в свой карман джинсов. — Теперь можешь уходить, Триша.

Без лишних слов, она покидает комнату мотеля. Я даю ей фору в три минуты, чтобы она убралась отсюда, и затем я смотрю на этот бесполезный кусок дерьма всё остальное время, думая о том, как он трахал мою младшую сестру, а затем продал её какому-то больному ублюдку как грёбаную вещь.

— Пошел на хер, — говорю я и позволяю пальцу нажать на курок, глушитель издает лишь небольшой хлопок. Парень опускается на пол с коротким стоном. Его тело ударяется о пол, когда он падает замертво. Я покидаю мотель с его телефоном в кармане. И со стойкой уверенностью, что я проложу себе дорогу в этот небольшой круг людей и найду её.

Глава 3

Ава

Я убираю травинку из распущенного хвостика мягкой куклы «Cabbage Patch», едва замечая тень, которая падает на газон (прим. Cabbage Patch — большие пухлые куклы с мягким телом). Большая ладонь внезапно закрывает мне рот, и мои глаза широко распахиваются. Меня тянут к машине, которая припаркована на подъездной дорожке дома. Моё сердце барабанит в груди, я хочу к своему папочке обратно, поэтому пытаюсь кричать, но мои крики заглушают чьи-то пальцы, пропитанные никотином, которые плотно зажимают мне рот.