— В этом месте готовят лучших крабов в городе. Хочешь зайти?
— Не рановато для обеда?
— А тебе в два куда?
— В департамент иностранных дел.
— Тогда лучше пообедай сейчас. Они не накормят; если только за твой счет.
— Но здесь… здесь можно есть? Вид не очень, прямо скажу. И грязь. Мне бы не хотелось в первый же день подхватить какую-нибудь кишечную инфекцию…
Кристина стояла перед ним с развевающимися волосами, скрестив руки на груди, и разглядывала его как любопытный образец человечества. Андрей кожей ощутил ее любопытство, смешанное с насмешкой, хотя она ничего не сказала, даже уголки ее губ не дрогнули. Он вдруг почувствовал себя комнатным растением, никогда в жизни не ощущавшим дуновения ветра, не знавшим вкуса дождевой воды, не обжигавшимся лучами палящего солнца.
Андрей, не выдержав ее взгляда, посмотрел в сторону. Кристина молча направилась к низенькой двери с надписью на китайском.
— Двойное счастье, — бросила она, наклонившись и проходя через дверь.
— Что?
— Место так называется — «Двойное счастье». Не ударься, проем низкий.
— А-а-а…
Они сели за один из немногочисленных столиков.
— А почему двойное? — решил он разрядить обстановку.
— Потому что лучшие крабы и лучшая утка по-пекински.
— Хм, интересное определение счастья.
— Для этого места — это счастье. Счастье — это ведь не штамп, не шаблон, оно свое для каждого места. Ты пришел пообедать в ресторан — здесь для тебя счастьем будет хорошая еда. Когда ты купаешься в море — чистая вода и дельфины вокруг; когда ты работаешь с бедными людьми, живущими за чертой всякой воображаемой бедности, счастье для тебя — помочь им.
— Помощь бывает разная. Разумная и неразумная. Реальная и просто из ложного чувства романтики. — Андрей профессионально перевел разговор на интересную ему тему. Он конечно же не заметил, что всего лишь поймал брошенную ему Кристиной подачу.
Кристина прищурилась. То ли от близорукости, то ли по привычке, Андрей заметил, что она всегда прищуривалась, когда мешкала с ответом. Она медленно закурила.
— Будешь?
Он покачал головой.
— Ты такой весь правильный. Одет с иголочки. Только что вышедший с конвейера государственный работник. Я уже и забыла, когда встречала таких. Здесь подобные люди большая редкость. Основная масса — охотники за легкими деньгами или те, кому не удалось зацепиться в местах получше. Поначалу они думают: «Заработаю здесь деньжат и рвану дальше, на большую землю». Но проходит пять лет, десять, двадцать, а они все еще здесь и не хотят уезжать. Не все, конечно. Но многие. Они влюбляются в свободу. Когда ты окружен привычным обществом на родине, связан обязательствами, формальностями, правилами поведения, это хорошо для одних, а для других становится своеобразной тюрьмой или замкнутым кругом, откуда они не видят способа вырваться. А здесь — здесь мы без прошлого. У нас есть только настоящее, которым мы и живем. Люди остаются, потому что уже не могут жить другой жизнью.
— Да, мне ваш муж говорил.
— Глеб? — Она улыбнулась теплой улыбкой. — Да, он и сам из таких.
— Зачем же вы ему портите жизнь?
Андрей упорно придерживался официального «выканья». Он проглотил ее слова про конвейер. Не время встревать в споры. У него всего две недели, и надо уладить все поскорее, а он пока даже не выяснил толком, насколько серьезна проблема.
— Что ты про помощь говорил? Ложная романтика? Ты запомни эти свои слова, хорошо? Мы вернемся к ним, когда я повезу тебя к тем, для кого помощь может быть либо такой, чтобы ее можно было подержать в руках, либо вообще никакой. А восемьдесят процентов помощи, поступающей сюда, превращаются в виллы и частные счета, но не имеют никакого отношения к тем, для кого она предназначена на бумаге. И я знаю этих владельцев вилл и счетов, и знаю тех, кто по их милости лишился еды, медикаментов, образования. Почему я должна молчать?
— Кристина, скажите мне откровенно, чего вы сейчас добиваетесь? Разоблачить папуасскую мафию и спасти мир? Это, по-вашему, не ложная романтика? Вас же просто уничтожат здесь, и все. Кто стоит за вами? Никто.
— А ты?
Андрей опешил. Вопрос застал его врасплох.
— Я здесь для того, чтобы вывезти вас, а не для поддержки ваших бредовых идей.