Помозговав над картой, Митя выбрал южный маршрут, надеясь перейти линию соприкосновения в районе Пинска. Фронт здесь выглядел странно – саперы не рыли сплошных траншей на многие километры. Да много чего они тут не рыли – ни трех позиций, ни окопов в полный рост и более, ни ровиков для орудий и мортир… Даже ходы сообщения отсутствовали, чего уж говорить про «лисьи норы», блиндажи, заглубленные укрытия для лошадей или полевых кухонь. Кое-где на сухих возвышенных местах вгрызались в землю рота-другая, но и там зачастую окопы строили «вверх», насыпая бруствера или складывая их из найденных в округе камней. Даже сколачивали или сплетали щиты или втыкали вдоль мелких ходов деревца, лишь бы скрыть передвижения от взгляда противника. Впрочем, враг мог подобраться близко только там, где имелось такое же сухое и высокое место – вокруг расстилались болота, в которых тонули даже колья, потому колючую проволоку с развешанными на ней консервными банками натягивали почти вплотную к передовым окопам.
Пространство же между опорными пунктами стерегли редкие секреты на кочках, патрули и конные разъезды, но чем дальше на юг, тем больше места захватывали болота и тоньше становилась оборона, постепенно теряясь в глубине топей.
В силу такой разреженности позиций все неудобство перехода фронта свелось к тому, что приходилось скакать между водных бочажков, упираясь слегой и ставя ноги след в след за проводником. Ну или лежать по уши в грязи и воде, дожидаясь, пока пройдет очередной патруль, отчаянно ругавший те же самые воду и грязь.
Наконец, проводник махнул рукой и показал на восток:
– Дальше вроде русские. Вон, тропинка, по ней идите. Если что – вправо, в болото, там не топко, но скрыться можно, не полезут.
То, что это своя сторона стало ясно уже через час, охотников, радостных от того, что выбрались на сухое, остановил резкий окрик:
– А ну стой! Хальт! Бросай оружие!
– Свои!
– Ща поглядим, какие свои! Бросай оружие!
Митя кивнул, группа аккуратно сложила винтовки и пулемет в козлы и отошла на несколько шагов в сторону. После свиста из кустов показались три казака, к ним вскоре присоединились еще человек десять – не иначе, как разъезд.
– Кто такие?
– Отдельная команда охотников Западного фронта.
– Почему в штатском? – вихрастый вахмистр ткнул винтовкой в сторону Мити.
– Я поручик Скамов. Доставьте нас в штаб полка.
Бородатый детина увлеченно потрошил саквояж Мити, вытащил оттуда швейцарские документы и ахнул:
– Немец!
Казаки набычились. Гражданская одежда и немецкие документы вполне тянули на повешенье – если захваченных в своей форме разведчиков просто брали в плен, то попавшиеся в штатском или, того хуже, в чужой, однозначно считались шпионами. А со шпионами все воюющие стороны не не церемонились на вполне законных основаниях.
– Повторяю, я поручик Скамов. Мы отдельная команда охотников, подчинены напрямую генерал-квартирмейстеру Болдыреву. Немедленно доставьте нас в штаб полка.
Фамилия Болдырева, которую знал каждый казак, немного ослабила напряжение, но тут собравший мешки охотников урядник вывернул один наизнанку и на землю посыпались часы.
– Э! – ощерился Петька и вдал следом такую витиеватую матерную тираду, что на него с уважением посмотрели все присутствующие.
– Немецкие… – растерянно констатировал урядник, взвешивая тикающие луковицы.
– Угу, с охраны подбитых эшелонов снимал, – ответил Петька на укоризненный взгляд Мити.
До штаба их доставили не сразу, передавая от вахмистра к хорунжему, от хорунжего к сотнику, от сотника к есаулу и, наконец, к полковнику. Всю дорогу Петька оправдывался за мародерство:
– А я чо, я ничо! Не пропадать же добру! И потом, не будь часов, там бы нас и шлепнули!
И где-то он был прав – только разобрав часы по карманам, казаки подобрели и поступили так, как положено.
– Дезертиры? – неприязненно смерил их взглядом полковник.
В заблуждение его ввели отсутствие оружия да грязная и драная форма. Еще бы, после стольких скитаний по лесам и болотам!