Мужъ. Кто? я? Никогда! Упаси меня Боже!
Жена. Да, разсказывай! я сама слышала, какъ ты тутъ горланилъ.
Мужъ. Никогда. Ты вѣрно ослышалась. Напротивъ, я очень радъ, что ты наконецъ возвратилась домой по добру, по здорову. Вотъ я зажегъ огонекъ; подойди къ камину, моя милая Тибби, и согрѣйся.
Жена разсказываетъ Джону, что она провела утро въ обществѣ нѣсколькихъ сосѣдокъ и приходскаго священника. На деньги послѣдняго онѣ испекли пирогъ, и этотъ пирогъ она принесла съ собою. Голодный мужъ подаетъ благой совѣтъ тотчасъ же разогрѣть пирогъ и съѣсть, но жена увѣряетъ, что это будетъ неловко, что непремѣнно слѣдуетъ пригласить на ужинъ и священника. Видитъ Джонъ, что между его женой и попомъ что-то не совсѣмъ ладно, но не смѣетъ ослушаться своей грозной половины и, желая отъ всей души, чтобъ попъ сломилъ себѣ шею, тѣмъ не менѣе идетъ приглашать его на ужинъ. Сцена, въ которой священникъ кобенится идти на заранѣе условленное свиданіе, а простякъ мужъ умоляетъ его не отказать ему въ этой чести, ведена превосходно и выказываетъ съ блестящей стороны драматическій талантъ Гейвуда. Мы позволяемъ себѣ привести ее съ нѣкоторыми необходимыми сокращеніями.
Священникъ, (услышавши голосъ Джона): Кто это меня зоветъ? А это вы, Джонъ! Ну что новаго?
Джонъ. Да новаго то, что я и жена усерднѣйше просимъ васъ пожаловать къ намъ сегодня вечеромъ на ужинъ.
Священникъ. Вы должны меня извинить; честное слово, я не могу.
Джонъ. Какъ не можете? Я васъ прошу взять на себя этотъ трудъ только одинъ разъ (take payne this ones); наконецъ, если вы не можете сдѣлать этого для меня, то сдѣлайте хоть для моей жены.
Священникъ. Скажу вамъ откровенно: я не хочу идти къ вамъ, чтобъ не имѣть лишнихъ непріятностей. Лучше останьтесь у меня, — и мы отужинаемъ вмѣстѣ.
Джонь. Скажите же мнѣ, батюшка, ради Бога: отчего вы не хотите идти къ намъ? Развѣ между вами и моей женой вышла какая нибудь ссора?
Священникъ. Сказать вамъ правду — есть тотъ грѣхъ. Конечно, она женщина благоразумная, насколько можетъ быть вообще благоразумна женщина. Я это очень хорошо знаю, потому что мнѣ ввѣрена забота объ ея душѣ и совѣсти; по истинѣ, она честная и хорошая женщина; къ сожалѣнію у ней есть одинъ порокъ, и такъ какъ я по временамъ сильно корю ее за него, то подъ конецъ она стала меня ненавидѣть. Но, видитъ Богъ! все что я ни дѣлалъ — я дѣлалъ для вашего общаго блага.
Джонъ. Богъ да пошлетъ вамъ за это здоровье, добрый господинъ! Но скажите же мнѣ, что за причина вашей ссоры съ нею?
Священникъ. Пожалуй, я скажу вамъ, но только вы должны держать это въ тайнѣ.
Джонъ. О за этимъ я не постою.
Священникъ. Видите-ли въ чемъ дѣло: она мнѣ не можетъ простить того, что я налагаю на нее различныя эпитеміи за ея безпрестанныя ссоры съ вами. Вотъ настоящая причина ея ненависти ко мнѣ.
Джонъ. Клянусь Богомъ — это не правда!
Священникъ. Не клянитесь до напрасну. Я очень хорошо знаю, что она меня терпѣть не можетъ.
Джонъ. Готовъ присягнуть за нее, что нѣтъ. (Въ сторону). Ну, не бездѣльникъ-ли я послѣ этого? Я думалъ (прости меня Господи!), что они съ женой за одно обманываютъ меня, а оказывается, что онъ всячески старается, чтобъ водворить миръ въ нашемъ семействѣ.
Послѣ долгихъ просьбъ и увѣщаній съ одной стороны и отказовъ съ другой, священникъ соглашается наконецъ идти ужинать къ Джону.
Священникъ. Ну, такъ и быть, Джонъ, я иду, но если жена ваша начнетъ меня бранить въ вашемъ присутствіи, нечего дѣлать — я готовъ одинъ разъ снести это.
Джонъ. Нѣтъ, батюшка! Пусть теперь она посмѣетъ не то что крикнуть на васъ, но даже просто нахмуриться или сдѣлать гримасу, я вамъ дамъ палку и позволеніе бить ее сколько угодно, пока не выбьете изъ нея ея гадкій характеръ.
Наконецъ священникъ и Джонъ отправляются въ путь. Дорога кажется слишкомъ длинна голодному Джону. Онъ заранѣе переносится воображеніемъ въ свой скромный домикъ, гдѣ весело горитъ огонекъ въ каминѣ и на накрытомъ чистой скатертью столѣ виднѣется дымящійся пирогъ — предметъ его долгихъ ожиданій! Но каково же было его разочарованіе, когда тотчасъ же по приходѣ его домой, жена посылаетъ его принести изъ колодца воды. Недоброе чувство зашевелилось въ душѣ Джона, когда онъ увидѣлъ, какъ ласково его жена встрѣтила гостя и какъ послѣдній старался подсѣсть къ ней поближе. Но, нечего дѣлать — нужно идти, и онъ, скрѣпя сердце, уходитъ. По уходѣ Джона, становится яснымъ, что священникъ и его духовная дочь спѣлись какъ нельзя лучше. Съ веселымъ смѣхомъ священникъ разсказываетъ Тибби, какъ ему удалось провести ея мужа. Въ это время возвращается Джонъ, но безъ воды: ведро, которое ему дала жена, оказалось разбитымъ, и пока онъ старается законопатить его кусочкомъ воску, жена и попъ уплетаютъ пирогъ, не обращая никакого вниманія на его протесты. Когда они порядочно закусили, Тибби проситъ священника разсказать что нибудь веселое и вмѣстѣ назидательное. Подпившій попъ окончательно сбрасываетъ съ себя маску благочестія и предлагаетъ разсказать о трехъ чудесахъ, которыхъ ему самому довелось быть свидѣтелемъ. Разсказы его суть ничто иное какъ злая пародія на наивныя католическія легенды среднихъ вѣковъ; мы приводимъ изъ нихъ одинъ, и притомъ самый скромный. "Я зналъ одного человѣка — такъ началъ священникъ — который женился на молодой и весьма красивой дѣвушкѣ; вскорѣ послѣ свадьбы онъ принужденъ былъ оставить молодую жену и отправиться въ далекія странствованія. Семь лѣтъ онъ пробылъ въ путешествіи и возвращался домой въ великомъ горѣ, такъ какъ на дорогѣ ему кто-то сказалъ, что жена его уже переселилась въ обитель блаженныхъ. Но каково же было его изумленіе, когда, пришедши домой, онъ нашелъ не только жену, но и семеро дѣтей, родившихся въ его отсутствіе, въ вождѣленномъ здравіи. Конечно, ихъ не было бы столько, если бы я не помогъ ей. Во всякомъ случаѣ, (если бываютъ на свѣтѣ чудеса), развѣ не чудо, что эта добрая и благочестивая женщина могла имѣть столько дѣтей въ то время, когда ея супругъ былъ въ отсутствіи, въ далекихъ странахъ, за широкими морями". За этимъ разсказомъ слѣдовалъ другой, за нимъ третій; пирогъ постоянно уничтожался, а бѣдный Джонъ былъ далеко отъ конца своей сизифовой работы. Видя наконецъ, что послѣдній кусокъ пирога исчезъ съ блюда, Джонъ приходитъ въ ярость и грозится прибить жену и священника. Въ происшедшей затѣмъ дракѣ, Джонъ остается побѣжденнымъ; кровь течетъ у него изъ носу, а жена, взявши подъ руку священника, съ торжествомъ выходитъ изъ комнаты.