Выбрать главу

Сложнее всего, оказалось, подобрать одежду. Я должна была понравиться Валентину - это как минимум, - и не отпугнуть его. "Фиолетовое полупальто и синяя блузка? - я стояла перед зеркалом целый час, но так и не выбрала "боевого оперения". - Интересно, как шизики относятся к фиолетовому цвету?" Считается, что фиолетовый цвет - цвет художников и поэтов, а все они немножко... того.

Мои опасения оказались напрасны. Контакт с клиентом произошел легко и непринуждённо. Я купила билет, прошла на выставку. Цокот каблуков о паркет взлетал к высоким потолкам и растекался эхом, как волна. Стрелки показывали четверть одиннадцатого - тихий час для старушек смотрительниц и охранников супермаркетов - блаженное время. Валентина нашла без труда, он сидел перед Иваном Грозным, убивающим своего сына. Один в целом зале. В соседней комнате бродил затерявшийся китаец, но он не мог доставить хлопот. Я неслышно подошла и остановилась чуть позади Валентина. Вгляделась в картину. Через пять минут созерцания мне стало казаться, что полотно втягивает меня внутрь, что я попала в невидимый водоворот, и он пытается протянуть меня сквозь узкое горлышко невидимой воронки. Переломав, при этом, все кости и разодрав в клочья плоть. Почти физически я чувствовала боль Ивана Грозного.

- Великий художник, - произнёс Валентин, не поворачивая головы. Обращался он явно ко мне. - Репин. Ему удалось удивительно тонко передать эмоции Иванов.

- Иванов?

- Сына тоже звали Иваном.

Валентин встал, протянул мне руку, представился. Ладонь его была мягкой и безвольной, как у плюшевого мишки. Я ответила, что меня зовут Анна, и что я... на мгновение я замешкалась, так как совсем не подготовила "легенды". Брякнула первое, что пришло в голову: искусствовед. Он рассмеялся и сказал, что этого не может быть.

- Искусствоведы вашего поколения учат картины по учебникам. Они не пытаются их чувствовать. - Валентин улыбался светло и грустно. - А вы её почувствовали, я это видел. - И признался: - Я наблюдал за вами. Вы отражались в оконном стекле.

Он заглянул мне в глаза, и я почувствовала, что наступает важный момент. Или я заарканю его немедленно, или нет.

Полагаю, опытный ковбой за мгновение до броска лассо уже чувствует, как оно полетит - удачно или нет, - и охватит ли на шею быка. Внутренний голос мне подсказал, что я своё лассо бросила верно - Валя будет моим.

Я рассказала про воронку, и про "чувство постороннего" - этот термин я вычитала вчера в Википедии.

- А где? - Валентин заинтересовался. - В каком месте на картине? Вы ведь рассматривали картину как бы частями?

Я потупилась, сказала, что не успела разобраться.

- Вот тут, слева от фигур, - Валентин указал жестом место, - смотрите внимательнее, вглядывайтесь в драпировку. Пройдите взглядом вдоль тени... прямо по её контуру от самого низа, а потом расфокусируйте взгляд. Смотрите сквозь полотно, за границы пространства.

Я послушно скосилась, следуя инструкциям. Естественно ничего не рассмотрела, кроме багрового тумана - в глазах началась резь.

- Вижу! - соврала с томным придыханием. - Лицо. Лицо?

Он кивнул. Потом посмотрел на часы, охнул, сказал, что ему пора бежать и вышел из зала. Осталась только я, два Ивана, старушка-смотрительница и китаец - он всё ещё жужжал в соседнем зале, как назойливая муха.

Контакт состоялся, и это хорошо. С другой стороны, думала я, мы не познакомились. Рукопожатие и обмен именами нельзя считать знакомством - просто формальная вежливость. И это плохо.

Я просчитывала следующий шаг. "Позвонить Тёрке? Спросить совета?" - этого мне не хотелось, душа (у меня душа поэта) и проснувшееся чутьё ищейки требовали самостоятельности. "И не нужно бояться совершить ошибку. Милая добрая оплошность всегда украшает женщину". Решила, что возьму машину и прослежу за "клиентом" от его клиники. "Изучу его распорядок дня, плюс увижу кто пользуется его услугами".

На следующее утро я заняла наблюдательную позицию. Из переулка прекрасно просматривалась серая стальная дверь, под круглым козырьком, маленький ухоженный газон, украшенный кустами барбариса и машина Валентина.

В шестнадцать тридцать доктор вышел из клиники и сел в машину. До этого времени ни один клиент не обеспокоил психотерапевта своими душевными проблемами. Мне это показалось странным. "Хотя?.. - я завела двигатель. - Это гриппом и насморком болеют массово. Психические заболевания - дело тонкое". И ещё я задумалась (на краткую секундочку), передаются ли психические заболевания половым путём?

Слежка переходила в активную фазу - фазу преследования. Попетляв через центр мы выехали в старый город: узкие улицы, кирпичные дома времён Петра, доски фасадов, покрытые серой патиной, кованые заборы (затейливые финтифлюшки, ромашки, листики). "Хотелось же мастерам, - пришла мысль, - тратить силы на такие безделушки?"

По пути Валентин заехал в супермаркет, вышел с пакетом продуктов - это я заключила по длинному французскому батону и пучку зелени, что выглядывали из пакета на Свет Божий.

У одноэтажного синего дома Валентин остановился. Я проехала немного дальше и тоже остановилась. Более всего, дом напоминал каменный барак - длинным своим приземистым видом и ровным рядом маленьких узких окошечек-бойниц. "Или конюшню", - такая появилась ассоциация. Над домом кто-то укрепил деревянный восьмиконечный крест. Это произошло очень давно: от времени и ветра крест покосился, почти коснувшись крыши длинной перекладиной. "Может быть, здесь кельи монахов? Были..."

Валентин закрыл машину, взял пакет и вошел в парадное. Высокая деревянная дверь скрипнула и захлопнулась со звуком "Ум-па-бы". "Дубовая", - решила я и в который раз за сегодняшний день задумалась, что мне теперь делать? Ждать? Следить из машины? Войти следом? Шпионского образования катастрофически не хватало.

Пока я ломала голову, пятое от угла окно распахнулось, Валентин - вне сомнений это был он - раздвинул шторы. До меня донеслась фраза о пользе свежего воздуха и необходимости проветривать помещение. Говорил Валентин странным тоном: во-первых, нарочито громко, так, что я без труда расслышала фразу, а во-вторых, с менторскими интонациями в голосе. Так разговаривают опытные врачи с пациентами-подростками. Если те, вдруг, решат, что стали слишком взрослыми, чтобы слушаться чьих-либо советов.

Я развернула машину, припарковалась на другой стороне улицы. Отсюда было видно парадное и распахнутое окно. Ждать пришлось недолго, минут через двадцать Валентин вышел, резко, с визгом шин развернулся и уехал. Моя рука потянулась к замку зажигания, однако не повернула ключа. Почему? Не знаю, считайте это чутьём. Той самой женской проницательностью, что не поддаётся психоанализу.

Когда Валентин входил дом, он был в приподнятом настроении (кажется, мурлыкал под нос песенку), а вышел, как бы это сказать... подавленным. "Подавленный" - это слово часто повторяла Тёрка.

Я включила аварийную сигнализацию (на всякий случай), закрыла машину и направилась к дому. "Скажу, что... что машина сломалась, что я забыла телефон и что мне требуется помощь. Попрошу позвонить - вполне правдоподобная байка".