— Нет, нет! У меня в запасе есть пара-тройка часов.
— Очень хорошо! — обрадовался старик. — Пара-тройка часов! Как звучит! Просто замечательно!
Мне было приятно, что я доставила радость этому почтенному человеку.
— И где мы с вами погуляем? — улыбнувшись, спросила я.
— О! Здесь много чудных мест! Если не возражаете, мы пройдемся по бульвару.
— С удовольствием!
— Благодарю, — сказал старик и предложил опереться на его руку.
Я чинно взяла его под руку, и мы медленно пошли к Покровскому бульвару.
«Небольшое приключение перед Новым годом. Ну, разве не странно? Прогулка по бульвару с незнакомым стариком!»
— Для вас, голубушка, я старый кавалер, — нарушил молчание старик. — Мне восемьдесят четыре года.
— Не может быть!
— И тем не менее, это так.
Старик помолчал. Думаю, ему было приятно, что выглядит он моложе своих лет.
— Поверьте, не так сладко жить, когда твои сверстники уходят в иной мир. Чувствуешь себя осколком, оставленным среди пустой гостиной. Конечно, с течением времени гостиную заставят мебелью, постелют новые ковры, на полки положат безделушки. Начнется иная жизнь. Однако осколку в этой жизни нет места, он не выполняет никаких функций. Его место — между половицами.
Старик грустно посмотрел себе под ноги и продолжил:
— Вы не представляете, моя милая, как тяжело жить, когда чувствуешь свою ненужность!
Я слегка сжала его локоть, и, благодарно кивнув, он заговорил вновь:
— Последние двенадцать лет я живу совершенно один. За мной ухаживает славная женщина. Она добра и необычайно порядочна, но… Эта женщина — не моего круга! Она мало читает, музыкально неразвита. Нет, нет! Упаси Господь, я ее не сужу!
Старик испуганно посмотрел на меня, как будто вопрошая, правильно ли я его поняла.
— Я благодарен судьбе, что Анна Макаровна ведет мое хозяйство! Это так. Однако она не в состоянии разрушить мое одиночество.
— Если позволите высказать свое мнение, замечу: одиночество — удел не только пожилых людей.
— Вы удивительно тактичны! — бледными губами улыбнулся старик. — Вы не сказали «старых людей».
Я опустила глаза и стала молча развивать мысль, сидевшую в голове много лет. Эта мысль временами «грызла» мои мозги и шептала в самое ухо:
«Люди изначально одиноки. Они только думают, что кому-то до них есть дело. Человек рождается один, живет один и умирает один».
«Первое и третье утверждение — верно, а со вторым можно поспорить».
«Второе — также верно! — возражала упрямая мысль. — Ты думаешь, окружив себя друзьями, человек избавляется от одиночества? Как бы не так! Это только видимость».
— Какое непростительное упущение! — услышала я голос старика и очнулась. — Я даже не представился!
Он церемонно повернулся и слегка поклонился.
— Дмитрий Павлович Гагарин.
— Маргарита Владимировна Белых.
— Очень приятно познакомиться! — промолвил старик и задумчиво пробормотал:
— Белых, Белых… Согласитесь, ваша фамилия необычна.
— Вот уж не соглашусь! Обычная фамилия с суффиксом «-ых».
— Понял, понял! «Вы чьих будете?» — как-то спросили вашего прадеда. — «Белых, однако».
— Думаю, происходил этот разговор в Нижегородской губернии, — улыбнулась я.
— Оттуда родом ваш батюшка?
— Да, он — волжанин, там и окончил летное училище.
— А вы родились в Москве!
Я кивнула головой.
— По всей вероятности, закончили филологическое отделение университета.
— Трудно поверить, что вам больше восьмидесяти. Думаю, вы меня разыгрываете!
— С чего это вам пришло в голову?
— Вы удивительно ясно мыслите!
Старик блеснул глазами и выпрямил спину.
— Благодарствую за теплые слова, милая барышня! А по поводу мышления…
Он остановился и оперся на трость.
— Мышление тут ни при чем. У меня с детства абсолютный слух. А вы, как и все москвичи, «акаете» и тянете слова. Что же касается образования, то тут я вам скажу так: хорошее образование чувствуется с первых двух-трех фраз.
— Как и порода? — засмеялась я.
— Совершенно верно. Нюансы, голубушка моя, нюансы!
Мы замолчали и пошли дальше. Однако я чувствовала, что новый знакомый продолжает обо мне думать.
— Простите мне старческое любопытство, уважаемая Маргарита Владимировна, а как девичья фамилия вашей матушки?
— Лопухина, — ответила я.
Дмитрий Павлович вздрогнул и в волнении снял пенсне.
— Лопухина, говорите…
Он вынул из кармана маленькую бархотку и стал тщательно вытирать пенсне.