Дмитрий Павлович повернулся ко мне и спросил:
— Что-нибудь добавить?
— Нет, нет! Я…
Звонок мобильного позволил мне не продолжать фразу, и, достав из сумки телефон, я поняла, что звонит Олег.
— Да, слушаю.
— Ты где? — спросил он хриплым голосом.
— А ты?
— В «Булошной».
— А я в ресторане.
Повисла пауза, затем раздались короткие гудки.
— Вас ищут? — встревожился Дмитрий Павлович.
Похоже, он не хотел, чтобы наше общение прервалось.
— Ничего страшного! Время терпит!
— Вы, оказывается, не только литератор, но и философ!
— Очевидно сегодня я получу комплиментов больше, чем за весь уходящий год! — сказала я и отключила телефон.
Мое действие не осталось незамеченным, и Дмитрий Павлович оживился.
— Наш обед, милейшая Маргарита Владимировна, я считаю подарком судьбы. Мне бы только не хотелось, чтобы из-за меня вы изменили свои планы.
— Я тоже считаю нашу встречу подарком.
— Вы очень любезны и, по-моему, слишком добры!
— Когда мы встретились, я размышляла на тему: «Есть у меня депрессия или нет?»
— Вот уж не ожидал! Молодая женщина и депрессия! По-моему, это абсолютно несовместимые понятия.
— И я так решила! У меня всего лишь — зимняя спячка!
— Вот мы и разгоним ее! Бокал чудесного вина — и хорошее настроение вам обеспечено!
Официант протянул пробку от принесенной бутылки и, дождавшись удовлетворенного кивка, наполнил наши бокалы.
— Позвольте, тост, — торжественно сказал Дмитрий Павлович. — Мне запомнилась фраза, подаренная миру Терье: «Счастливой жизни нет, есть только счастливые дни». Это правда! Поэтому предлагаю выпить за то, чтобы в вашей длинной жизни было бы много счастливых дней!
— Спасибо!
Великолепное вино, мудрый человек, приближающийся Новый год — все это сняло напряжение, накопившееся за последний день, и на душе стало хорошо. Так хорошо, как не было очень-очень давно! Дмитрий Павлович рассказывал мне о французской кухне, парижских каштанах, Латинском квартале, мессах в Парижских соборах. Он вел беседу так легко и умело, что я не чувствовала пауз. Несколько коротких вопросов, удивленный взгляд, улыбка — вот и все мое участие в разговоре. Я наслаждалась общением и вдыхала аромат вина. Мне казалось, что я ощущаю запах спелого винограда, тепло солнечных лучей, слышу жаворонка.
«Как хорошо! — слушая Дмитрия Павловича, думала я. — Как внимателен этот старик! Он создает настроение без всяких усилий. Может быть, это талант? Вкусная еда, вино, приятный разговор. Почему Олег не умеет так легко разговаривать, почему не может без менторского тона?»
Когда нам принесли кофе, Дмитрий Павлович спросил:
— Маргарита Владимировна, голубушка, а не могли бы вы мне рассказать о своей матушке.
Это было так неожиданно, что я поперхнулась и закашлялась.
— Господи, прости меня! Экая незадача! — растерянно воскликнул Дмитрий Павлович и вскочил из-за стола.
— Ничего, ничего! У меня бывает.
Я уже отдышалась и вытирала салфеткой выступившие слезы.
— Если хотите, можем уйти, — предложил он.
— Нет, нет, не хочу! Давайте поговорим!
— С радостью!
Дмитрий Павлович успокоился и удобнее устроился на стуле.
— Маму звали Елена Павловна, — начала я. — Она работала искусствоведом в музее Пушкина. Это ее заслуга, что я люблю читать и мечтать. Можно сказать, и она, и я жили в придуманном мире. В нем царили музыка, свечи, добрые герои, отважные рыцари… Я не рассказывала о нем подругам, не обсуждала со знакомыми. Не потому, что так советовала мама. Просто это был мой мир, и я его берегла. Не знаю, правильно ли так воспитывать детей, но я была счастлива. Нам не хватало только папы. Сначала потому, что он был в частых командировках, затем… Затем папа погиб. Мне было тогда семнадцать, маме — сорок пять. До его смерти не было больших забот: папа оберегал нас, как мог. Когда же его не стало, мы оказались лицом к лицу с жизнью. Я поступила в университет, мама работала и занималась переводами. А потом умерла мама, и я осталась одна.
Салфетка в моих руках запрыгала, и Дмитрий Павлович спешно перевел разговор.
— У вас изумительный перстенек! Я не большой ценитель драгоценностей, но, мне кажется, ваш — очень необычный.
— Этот перстень мне подарила мама, а ей — бабушка.
— Я видел похожий… — задумчиво сказал Дмитрий Павлович и, сняв пенсне, тщательно его протер.
— Вы не могли видеть! Этот перстень — фамильная драгоценность.
— Позвольте, позвольте!
Дмитрий Павлович перегнулся через стол и взял в руку мой палец. Неожиданно на его лбу появилась крупная испарина.