Выбрать главу

— Мне кажется, я знаю вас всю жизнь! То, что вы сейчас рассказали, близко и понятно. Я слушала и думала: «Если раньше у меня и были сомнения, что по жизни нас ведет Судьба, то теперь их не осталось». Мы с вами встретились, и в уходящем году — это самое главное событие. Теперь у нас — семья! Я предлагаю выпить за день образования нашей семьи!

Дмитрий Павлович встал и подошел ко мне. Было видно, что он растроган.

— Спасибо, моя милая! — сказал он.

Шампанское ударило в голову, и мои глаза заблестели.

— Хотите, я прочитаю вам стихотворение?

— Хочу! — ответил Дмитрий Павлович и откинулся на спинку кресла. Его щеки порозовели, а глаза с одобрением смотрели на меня.

— Не буду читать классику, для нее есть другие дни. В эту ночь я прочитаю вам стихотворение Людмилы Татьяничевой:

— Бывают дни, — как длинные тоннели, Без просвета, без просверка в окне. Они впотьмах влекутся еле-еле И тяжелее кажутся вдвойне. Что их рождает? Скорбь или усталость? Былых утрат томительная тень? В душе своей я собираю радость, Чтобы хватило и на черный день…

— Чудно, чудно! — зааплодировал Дмитрий Павлович. — Чтобы хватило и на черный день! Хорошо сказано! Что ж, Мариночка, будем собирать радость.

Он еще раз наполнил бокалы и, посмотрев на часы, сказал:

— Когда я вернулся в Россию, стал покупать разные русские книги. Первое время читал их с утра до вечера. Мне хотелось насладиться языком, узнать о русской жизни, понять русских людей. Мне казалось, что книги знакомили меня с тем, что я уже давно чувствовал, но не до конца понимал. Затем наступило иное время. Я стал бродить по московским улицам и переулкам. На меня опускались воспоминания матери, и казалось, что она идет рядом и рассказывает о старой Москве. Я вглядывался в лица прохожих, замечал их угрюмость и озабоченность. Я спрашивал у них дорогу, и они с готовностью показывали, где находится тот или иной храм, дом, переулок. Чувствовалось, что они любят свой город. Далее наступил третий этап. Я слушал радио, смотрел новостные программы, читал центральные газеты. Мне хотелось понять, что происходит в стране. Сначала я заметил, что говорится одно, а делается другое. Затем стали происходить медленные позитивные изменения. На Западе заговорили о России с тревогой. Это был хороший симптом. Оглядываясь назад, теперь я понимаю, что последние десять лет мне постоянно приходилось учиться. Казалось, я спешил пожить за себя, за Натали, за своих родителей, умерших в чужой стране. Теперь, когда мне наконец-то удалось почувствовать себя русским, я встретил молодую женщину, которая является единственной наследницей и потомком моей матери княгини Екатерины Владимировны Лопухиной.

Дмитрий Павлович встал и поднял бокал.

— С Новым годом, моя хорошая, с новым счастьем!

Мы чокнулись и расцеловались.

Новый год наступил!

Часть II

Глава 1

Оглядываясь назад, я понимаю: встреча Нового года, как никогда, была удачной. Сначала мы праздновали в кабинете Дмитрия Павловича, затем переместились на кухню. Там, за чашечкой кофе, и зашел разговор о наших предках.

— Что касается моей матери, — начал Дмитрий Павлович, — ее судьба была типичной для аристократки того времени: беззаботное детство, счастливая юность, замужество, рождение детей, эмиграция.

Он тяжело встал и добавил:

— А дальше — воспоминания и неослабевающая тоска. Вот так-то, голубушка. Я покажу тебе ее фотографию.

Дмитрий Павлович вышел и вскоре вернулся с небольшой фотографией.

— Этот снимок был сделан в Париже после моею рождения. Здесь маме около сорока.

Я посмотрела на фотографию и вздрогнула.

«Екатерина Владимировна Гагарина, 1925 год, Париж» — значилось под рамочкой. И тем не менее, на меня смотрела не прабабушка, а моя мама. Сходство было поразительным! Пышные волосы, точеный нос, изящный подбородок. Но главное — это глаза: продолговатые, большие, загадочные! Взгляд этих глаз был родным и до боли знакомым, в нем одновременно присутствовали и грусть, и растерянность, и некоторая надменность.

Судорожно вздохнув, я потянулась к сумке. Там в потайном кармашке хранилась мамина фотография.

— Какое сходство! — воскликнул Дмитрий Павлович, положив два снимка рядом. — Можно подумать, одно лицо!

— Одно лицо в разный период жизни, — добавила я и тут же заметила: — Такое впечатление, что на талии Екатерины Владимировны траурная лента.

— В двадцать четвертом году умер мой отец, — сказал Дмитрий Павлович, — и мы остались втроем: я, Натали и матушка.