— Вот как! Я думал, Прасковья — простая крестьянская девушка.
— Образованная крестьянская девушка, — добавила я. — Ее хозяйка занималась не только благотворительностью, но и успела выучить няню своих дочерей.
— И что было дальше?
— Дальше? Школа, институт, замужество. В 1940-м родилась мама, а потом началась война. Дедушка ушел на фронт, а бабушка с дочкой и Прасковьей эвакуировались в Горький.
— Да, тяжелые были времена!
— Через некоторое время умерла Прасковья, — продолжила я. — Затем пришла похоронка на деда, и, вернувшись в Москву, бабушка стала работать на двух работах: днем — в проектном институте, а вечером — в музее имени Пушкина.
— Она работала искусствоведом?
— Нет, бабушка мыла полы.
— Боже, Софи и мыла полы! — воскликнул Дмитрий Павлович.
— Что делать, надо было как-то выживать.
— А твоя мама? Какова ее судьба?
— Мама окончила институт и устроилась экскурсоводом в музей, где подрабатывала бабушка. Затем была романтическая любовь…
— Что-то не понял. Чья любовь?
— Мамина, конечно, — улыбнулась я. — Однажды на ее экскурсии была группа курсантов-летчиков. Среди них был мой папа. Он влюбился в маму с первого взгляда, и через некоторое время они стали встречаться. Встречи закончились свадьбой, и папа переехал к нам — в Потаповский переулок. Там мы и жили, пока не получили квартиру здесь, в Лялином переулке.
— А когда умерла Софи?
— Незадолго до папиной гибели.
— Значит, в восемьдесят шестом. Могли и встретиться.
Дмитрий Павлович пожевал губами и неожиданно предложил:
— А не прогуляться ли нам по ночной Москве?
— Думаю, ни к чему. Мне, пожалуй, надо домой.
— Я тебя провожу.
Мы вышли на улицу и побрели к моему дому. Новогодняя ночь заканчивалась, но кое-где еще вспыхивали фейерверки и раздавались взрывы петард. Небольшая группа ребят стояла в арке соседнего дома и потягивала пиво.
— С Новым годом, дедушка! — крикнул один из парней.
— С новым счастьем, тетя! — подхватил другой.
— Спасибо, и вам того же! — вежливо ответил Дмитрий Павлович.
Мы подошли ближе. Один из парней быстро спрятал пиво за спину, и этот жест разбудил мое педагогическое чутье. Я пристально взглянула на длинного паренька и узнала Фигуса.
— Доброе утро, Маргарита Владимировна! — смущаясь, сказал он.
— Доброе! Каким ветром тебя сюда задуло?
— Так, гуляем.
— Ну-ну.
Я махнула ему рукой и пошла вслед за Дмитрием Павловичем.
— Кто это? — послышалось за спиной.
— Наша классная, — ответил Фигус.
Я улыбнулась: «Наша классная! Чудно звучит!»
— Твои ученики? — спросил Дмитрий Павлович.
— Один из них.
— Трудно с ними?
— Нет, с ними как раз не трудно!
Мы уже подошли к подъезду, и я посмотрела на свои окна. В одном из них горел свет. Дмитрий Павлович проследил за моим взглядом и тоже поднял голову.
— Видите, на третьем этаже горит свет, это моя квартира. А в окно кухни смотрит большой каштан.
— Каштан — это хорошо! В Париже — кругом каштаны.
— Скучаете?
— Да. Мне кажется, я раздвоился. Одна моя половина живет в Москве, другая — в Париже.
В поисках ключа я открыла сумочку и, увидев мобильный, вспомнила, что накануне его отключила.
«Наверное, звонили и Лялька, и Нюта, а я… Так никого и не поздравила. Ладно, поздравлю завтра… то есть сегодня».
— Кстати! Забыла записать ваш телефон.
Дмитрий Павлович продиктовал номер.
— И под каким же именем ты меня записала? — поинтересовался он.
— Дедушка.
Дмитрий Павлович потрепал меня по щеке и очертил тростью воображаемую окружность.
— Вот круг и замкнулся. Я нашел тебя и перестал быть ненужным осколком. Жизнь приобрела смысл.
— Еще сутки назад мы с вами не были даже знакомы.
— Вот и не верь в Судьбу!
Дмитрий Павлович оживился и, посмотрев на мое окно, добавил:
— Слышала такую пословицу: «Вчера не догонишь, от завтра не уйдешь»?
— Нет.
— Запомни, может быть, и пригодится.
Я приподнялась на цыпочки и поцеловала его впалые щеки.
— Спокойной ночи, дедушка!
— Спокойной ночи, Мариночка!
Он взмахнул тростью и, не спеша, пошел по заснеженному тротуару.
— Новый год начался, — пробормотала я, открывая дверь. — Вот уж верно: вчера не догонишь!
Глава 2