— Ну что, пошли наверх!
Варька взяла меня за руку и повела по ступеням.
— У меня такое чувство, что я уже тут была.
Растерянно озираясь, я пыталась вспомнить, что окружало знакомую лестницу. То, что вокруг нее не было стен, затянутых розовым атласом, я помнила точно.
— У тебя всегда было богатое воображение, — заметила Варька. — По всей вероятности, ты видела ее в своих снах.
— Может быть.
Мы поднялись на второй этаж, и я ахнула от восторга. В конце полукруглой комнаты был устроен большой камин, облицованный розовым мрамором. Около камина расположились глубокие кресла и овальный диван, а на полу лежал пушистый ковер. Сочетание розовых, вишневых и бордовых тонов создавало ощущение теплою летнего вечера.
— Как уютно! — воскликнула я и уселась в кресло, стоявшее ближе всего к камину.
— Я тоже люблю здесь сидеть.
Варька подошла к камину и отодвинула витую решетку.
— Сейчас разожгу камин и оставлю тебя на полчаса. Глядя на огонь, помечтаешь, заодно и отдохнешь.
— А где будешь ты?
— Приготовлю праздничный ужин и переоденусь. Должны же мы, наконец, отпраздновать нашу встречу!
— Да, конечно, — отозвалась я.
Варька вышла, а я, окончательно разомлев, стала смотреть на языки пламени и слушать, как беснуется февральский ветер. Мои глаза закрылись, и я увидела винтовую лестницу. Знакомые ступени, дверь, оранжевые блики, зацепившиеся в рассохшейся древесине, озеро.
«Наверное, именно здесь встречаются Земля и Космос!»
Эта мысль мелькнула в голове и, оставив во мне восторженное состояние духа, исчезла в прозрачной воде. Я с интересом осмотрела берег. Темные скалы, окружавшие озеро, походили на оправу из черненого серебра, Редкие деревья, притаившиеся в расщелинах, напоминали часовых. Прибрежная бровка, как золотой шнур, обвивала озеро и заканчивалась широкой кистью-излучиной, на которой стоял шалаш из плотно пригнанных прутьев. Вход в него закрывала потрепанная шкура, на скрещенных жердях висел флаг. Его полотнище волновалось, и казалось, что на нем то появляются, то исчезают таинственные знаки.
Солнечные лучи осветили шалаш и, позолотив скалу, скрылись. Желто-бордовый нимб отразился в озере, и по воде побежала разноцветная рябь. Озеро заискрилось, и из его глубин хлынул серебристый свет. Я охнула. Свет был таким ослепительным, что перед глазами появились радужные блики, по щекам потекли слезы. Я громко всхлипнула. Этот всхлип был сродни подземному толчку, он сдвинул невидимые препоны, и из глаз понеслись уже не ручейки, а сплошные потоки слез. Мое тело содрогалось, и, глядя на серебристый свет, я рыдала, как никогда в жизни. Картинки жизни проносились передо мной и, выстраиваясь в ряд, скрывались за темными скалами. Я чувствовала, что непостижимым образом освобождаюсь от тревог, обид, разочарований и становлюсь чище.
Наконец поток слез остановился. Шкура на шалаше задрожала, и в проеме показалась рука. Длинные пальцы были обтянуты сухой старческой кожей, и на одном из них сверкал перстень. Он удивительно походил на озеро. В какое-то мгновение мне показалось, что озеро плавно перетекло в перстень и так же плавно вернулось в берега. Как завороженная, я смотрела на шалаш и ждала. Я чувствовала, что тот, чья рука украшена магическим перстнем, приоткроет тайну моей жизни.
Над озером повисла звенящая тишина, и из шалаша вышла старуха. Маленькая, худая, в нелепой широкой юбке, на голове — старый платок. Она посмотрела на меня и улыбнулась.
— Здравствуй, голубушка! Вот и свиделись.
Взглянув в ее лицо, я вздрогнула. Узкий с горбинкой нос, широкие скулы, губы, похожие на вывернутые лепестки, — старуха из моего прошлого! Это она велела жевать хлебный мякиш, это она нагадала Олега Александровича!
— Видишь, все сбывается, — сказала старуха. — Старое гадание, верное!
«Осталась с пустотой», — вспомнила я.
— Мужа — книжного червя встретила? Встретила! Служила ему? А что взамен?
Я опустила голову и вздохнула.
— То-то и оно!
Старуха подняла палец, и перстень, выпустив на свободу спрятанный луч, стал темным.
— Однако не грусти! Сама знаешь: страдания очищают.