«По-моему, меня заклинило! Шапка, табличка «Морис»… Постой, так меня же должен встречать некто с табличкой на шее! Как же его имя? Впрочем, зачем оно? Ясно, что парижанин в желтом шарфе и есть мой встречающий!»
Я облегченно вздохнула и решительно направилась к мужчине. Он заметил мое приближение и радушно улыбнулся.
— Наверное, вы меня встречаете?
— Если вы — Маргарита Владимировна, то вас! — ответил он и протянул мне руку.
— Морис.
— Очень приятно, Рига.
— Рита — это по-русски, а по-французски — Марго. Вы позволите называть вас Марго?
— Лучше — Рита. Я же не француженка.
— А как называют вас друзья?
— Самые близкие — Мариной.
— Когда-нибудь я назову вас так же! — воскликнул Морис, откровенно разглядывая меня с ног до головы.
Это заявление было неожиданным. Я вопросительно уставилась на нового знакомого и ничего не ответила.
«Однако ведет он себя несколько развязно».
— Пардон! — обаятельно улыбнулся Морис. — Кажется, я поспешил с прогнозом. Вы на меня не сердитесь?
— Ничего, ничего!
— Какое милое русское словечко! Оно так весело звучит: «Ничего, ничего!» И главное, за ним ничего нет. Это каламбур, не находите?
Он непринужденно рассмеялся.
— Как мне сказал Дмитрий Павлович, вы по специальности филолог. Правильно?
— Да. В настоящее время я преподаю литературу.
— Ой, ой! Вы — учительница? Наверное, очень строгая?
Морис дотронулся до моего плеча и, театрально запахнув шарф, слегка отстранился. Увидев, что я не разделяю его игривого тона, он подхватил чемодан и сказал:
— Если не возражаете, потихоньку двинемся.
«Похоже, что некоторое представление о моей скромной особе он уже составил», — подумала я, направляясь вслед за своим провожатым.
Мы подошли, к лифту, и, галантно пропустив стоявших рядом женщин, Морис вошел последним. Он прижался ко мне и, улыбаясь, посмотрел в зеркало лифта.
«Прямо Джоконда какая-то! Или какой-то? Все время загадочно улыбается», — подумала я и нахмурилась.
Признаюсь, его театральность меня несколько раздражала.
«Почему именно он приехал в аэропорт?»
— Не удивляйтесь, что встретить вас поручили мне, — неожиданно сказал Морис, выводя меня к стоянке машин.
Я вздрогнула и остановилась. Способность людей проникать в чужие мысли меня пугает и настораживает. То, что Морис обладает этой чертой, мне стало ясно с первых минут встречи.
— Дмитрий Павлович рассматривал несколько вариантов нашей встречи. По всей вероятности, моя мобильность и наличие небольшой, но очень шустрой машины сыграли свою роль, и вот я перед вами.
— Вы очень хорошо говорите по-русски, — заметила я.
— Это комплимент! Однако поверьте, моей заслуги в этом нет. У меня была русская мама, русская няня, русская гувернантка, затем…
Морис подошел к желтому «Пежо» и, забросив чемодан в багажник, предложил сесть в машину.
— К тому же, вот уже десять лет я работаю русскоязычным гидом. Каждый божий день вожу по Парижу русские группы, так что постоянно тренируюсь и совершенствуюсь. Можно сказать, мы с вами почти коллеги: вы преподаете литературу, а я знакомлю туристов с историей и искусством Франции.
— Чудесно! — оживилась я. — Надеюсь, вы будете гидом и для меня?
— Не сомневайтесь! — ответил он.
Моя авиапопутчица оказалась права: стоило желтому «Пежо» пересечь кольцевую дорогу, город взял меня в плен. Несмотря на прохладную погоду, Париж выглядел по-весеннему. Каштаны выбросили вверх свежие зеленые листья, бульвары пестрели клумбами с анютиными глазками, молодая трава выглядывала из ровных прямоугольников, окруженных невысокими бордюрами. Многочисленные фонари подсвечивали стройные ряды домов, окна которых были украшены ставнями и замысловатыми решетками. Я крутила головой и в восхищении ерзала на кожаном сиденье машины.
— Нравится? — искоса взглянув на меня, спросил Морис.
Он поправил свою нелепую шапку и небрежно закинул за плечо выбившийся шарф.
— Еще пара недель, и Париж будет пахнуть каштанами и кофе, — добавил он.
— По-моему, так однажды сказал Тургенев: «Париж пахнет каштанами и кофе».