Острая боль, громкие удары бубна и темнота.
— От завтра не уйдешь! — послышался старческий голос. — Не уйдешь!!!
Часть III
Глава 1
Видимо, любая жизнь находится под контролем Высших сил. Чаще всего мы не осознаем их присутствие, не верим в них. Но вот наступает момент, и в жизни все меняется. То, что было незыблемым, рушится; то, о чем не помышляли, приходит и занимает свое место. И тогда возникает ощущение, что Некто, могущественный и непостижимый, ведет нас по жизни и время от времени направляет то в одну сторону, то в другую. Эти повороты сбивают с толку, заставляют беспомощно озираться, приводят к неизбежным потерям, вдребезги разбивают старое. Тогда, измученные происходящими переменами, мы поднимаем голову и, глядя в бесконечное небо, восклицаем:
«Господи, помоги!»
И этот возглас означает одно — просветление. Наконец-то человек осознал: он — лишь крохотная частица целого, а испытания, посланные ему, не случайны.
Такие мысли появились во мне после Варькиной молитвы и последующего за нею сна. Мне хотелось осознать, понять, что со мной произошло. Я вспомнила про дневник и, достав его, попыталась составить план на ближайшие дни.
29 мая 2006 г. Постепенно набираюсь сил. Боль от потери отступает. Появляются новые мысли, а вместе с ними — планы на будущее. Наверное, моя жизнь выправляется.
Я на минуту задумалась и, погладив бархатную обложку дневника, продолжила:
Надо:
1. Позвонить Адамычу.
2. 1 июня выйти на работу.
Обсудить с Нютой экзаменационный материал и сценарий выпускного вечера.
4. Связаться с господином Анно и Морисом.
Моя рука на мгновенье замерла, и я подумала:
«Морис! Он так старался понравиться. Как нехорошо, что не позвонила ему!»
Я закрыла глаза и попыталась вспомнить того, кто безраздельно владел моими мыслями за день до смерти дедушки. Морис предстал в той же шапке-ушанке, в которой я его увидела впервые.
«Славный, пижонистый Морис! Наверное, производить впечатление у него в крови».
Я посмотрела на исписанный лист и, повертев ручку, написала:
«Морис и господин Анно знали дедушку в его парижском прошлом. Следовательно, он — в их памяти».
Ручка на мгновение задрожала и стала водить круги по плотной розовой бумаге.
«Память! После человека остается только память. Вещи, дела, привычки, отношения остаются на Земле, в Вечности они не нужны. А значит, все это мало сто́ит».
Я уже готова была задать вопрос: «А что стоит много?» — но вовремя остановилась. У меня возникло непреодолимое желание посидеть на диване, который купил Дмитрий Павлович. Я вошла в большую комнату и, поглядев на нарядную обстановку, подумала:
«За один месяц дедушка успел переоборудовать всю квартиру. Он проявил такую настойчивость, что пришлось подчиниться. Казалось, ему доставляло удовольствие заниматься переустройством. Дедушка консультировался с Лялькой, ездил по магазинам, часами сидел в Интернете. Все это время я жила в его квартире, и, по-моему, ему это нравилось. Мы вместе ужинали, вместе проверяли сочинения, обсуждали текущие новости, слушали музыку. В этот месяц мы оба почувствовали, что такое настоящая семья. Не надо было следить за словами, надевать приличествующие случаю маски. Я чувствовала: меня ждут, мне рады, обо мне заботятся. Садилась за стол и ощущала блаженство. Блаженство было многомерным и состояло из радости, что тебя любят; из мысли, что тебя никто не перевоспитывает; из удовлетворения, что твою работу ценят, и еще из десятка непередаваемых нюансов. Одним словом, я приходила домой!»
Резкий, нетерпеливый звонок не оставил шансов на новые потоки слез, уже дожидавшихся своей очереди. Телефон не звонил так давно, что я уже успела от него отвыкнуть.
«Зачем он звонит? Я ни с кем не хочу говорить!»
«Ты должна общаться с миром, — послышался голос Варьки. — Должна!»
Я вздохнула и подняла трубку.
— Слушаю.
— Рита! Риточка! — раздался взволнованный голос. — Наконец-то ты отозвалась! Я места себе не находил! Что случилось? Как Дмитрий Павлович?
— Морис! — ахнула я.
— Да, да!
— Дедушка умер. Два месяца назад.
— Ох! — голос Мориса на мгновенье пропал. — Я чувствовал, чувствовал, что случилась беда. Такой человек… и ушел!
— Спасибо, Морис! Спасибо за эти слова.
— С тобой все в порядке?
— Сейчас да.
— Что значит сейчас?
— Я лежала в больнице, затем — дома. Теперь — все ничего.
— Ничего, — повторил Морис. — Хочешь, приеду?