«Вот еще одна общая тема. Знать бы, что дома ждут, и хорошо!»
Я вздохнула.
«А меня никто не ждет: ни в Москве, ни в Париже, ни в любом другом городе».
— Почти приехали, — сказал он. — Какой ваш дом?
Я назвала адрес и подумала:
«Странно! Еду по Парижу и не радуюсь».
Прислушавшись к себе, я не уловила никаких эмоций. Тихо, спокойно, нет трепетного ожидания, нет чувства связи между мной и Парижем. Почему? Может быть, за прошедшие три месяца ниточка порвалась? Или, потеряв дедушку, я утратила чувство радости?
— Вот и приехали.
— Спасибо!
Я расплатилась и, поколебавшись немного, дала десять евро чаевых.
— Вам донести чемодан? — засуетился шофер.
— Если не трудно.
— Всегда готов услужить очаровательной женщине!
«Как он оживился!» — направляясь к знакомому подъезду, подумала я.
— До свидания, мадам! Приятно было с вами поговорить.
— Счастливого пути!
Я поднялась в квартиру и, поставив чемодан, оглянулась. Все как и было. Вещи стоят, картины висят, платья пылятся в шкафу. А посреди этого великолепия стою я, жалкий потомок князей Лопухиных и Шаховских. У меня нет ни радости оттого, что я в Париже, ни восторга от мысли, что все это богатство — мое, ни гордости за принадлежность к великим княжеским родам.
«Может быть, я просто устала? Так устала, что чувствую — в жилах словно холодная вода с примесью тоски и одиночества».
Два дня я пыталась настроиться с Парижем на одну волну. Как прежде, сидела под сводами собора Нотр-Дам, однако божественной энергетики не чувствовала. Стояла на набережной Сены и не видела реки. Гуляла по саду Тюильри и не ощущала трепета перед многовековой историей. Казалось, что и я, и город погрузились в липкую испарину. Такое состояние мне не нравилось. Пытаясь из него выйти, я заставляла себя идти по новым маршрутам и искать новых впечатлений. Эйфелева башня, Марсово поле, дом Инвалидов, храм Мадлен, дворец Шайо. Душа по-прежнему спала и не хотела отзываться на то, что составляет красоту и славу Парижа.
Измучившись от пустоты, я отправилась в Латинский квартал. Мне захотелось побывать там, где голоса студентов заполняют многочисленные кафе, где под шелест каштанов родители гуляют с детьми. Однако, очутившись в знаменитом квартале, я не увидела ни студентов, ни детей. Лето внесло свои коррективы: студенты разъехались по домам, а дети — за город. Зато я увидела русских туристов, рассматривающих Сорбонну и внимательно слушающих гида.
Меня охватила нарастающая тоска. Возникло непреодолимое желание посмотреть вверх и, глядя на небо, завыть. Между тем, громадная туча нависла над городом и закрыла солнце. Резкий, порывистый ветер, пролетев по тротуарам, поднял клубы пыли. В надежде, что ветер принесет долгожданные перемены, я остановилась посреди улицы и стала ждать.
Пророкотал далекий гром, и ветер завыл громче, радостнее. Первые капли забарабанили по многочисленным тентам, натянутым над террасами кафе. Тело напряглось, и я почувствовала живительную энергию. Она шла сверху — от потемневшего неба, от громадной тучи и от порывистого ветра. Энергия разбудила мои нервы, ум, сердце. Желание выть пропало, и мне захотелось глубоко вздохнуть и, сняв надоевшую обувь, пробежаться по мокрым тротуарам, перекликаясь с ветром и громом.
«Гроза! — с наслаждением подумала я. — То, что мне нужно!»
Туча раскололась надвое, и вырвалась огненная стрела молнии. Раздался Оглушительный треск, и от неожиданности я присела на корточки.
— Мадам! Нельзя стоять под грозой! — крикнул пробегавший мимо мужчина.
Он поднял меня с тротуара и потащил за собой. Мы укрылись в маленьком кафе, и я опустилась на ближайший стул.
— Молния может быть очень опасной, — укоризненно заметил мужчина. — Она убивает любопытных и неосторожных.
Я поблагодарила мужчину и отвернулась. Решив, что мне хочется уединения, он оставил меня одну.
Гром грохотал, не переставая, и потоки дождя заливали окна. День превратился в ночь, а в моей душе — ночь превратилась в день. Мне захотелось выпить вина, ощутить аромат свежемолотого кофе, оглянуться по сторонам. Я подняла руку, и к столику подошел официант. Профессионально улыбнувшись, он протянул мне меню. Я сделала заказ и удовлетворенно хмыкнула. Мысли, пребывавшие до сих пор в одуряющей дремоте, проснулись и от охватившего их возбуждения не могли найти себе места.