Ровена чмокнула губами вторично и объяснила, каким образом осторожность может быть опасной:
— Предположим, что Джимми нужно перейти улицу, но он опасается, что может угодить под автобус…
— Или под мусоровозку, — вставила мама. — Такие большие грузовики на наших узких улицах. Если откажут тормоза, что их остановит? Конечно же, они въедут прямо в дом.
— Автобус, мусоровозка, даже разогнавшийся катафалк, — покивала Ровена.
— А с какой стати катафалку разгоняться? — полюбопытствовал отец.
— Разогнавшийся или нет, он остаётся катафалком, — ответила бабушка. — Разве это не ирония судьбы — угодить под колеса катафалка? Видит бог, у жизни совсем не те шутки, какие показывают по телевизору.
— Шутки жизни телезрители не поймут, — заметила мама. — Их способность воспринимать истинную иронию напрочь убил сериал «Она написала убийство».
— То, что проходит на ти-ви за шутку, на самом деле огрехи сценария, — поддакнул отец.
— Куда больше мусоровозок я боюсь огромных бетономешалок, которые на ходу перемешивают бетон. Мне всегда кажется, что вращающийся кузов внезапно сорвётся, покатится по улице и раздавит меня.
— Хорошо, — кивнула Ровена. — Значит, наш мальчик боится встречи с бетономешалкой.
— Не то чтобы боюсь, — поправил я бабушку, — остерегаюсь.
— Итак, он стоит на тротуаре, смотрит налево, потом направо, осторожничает, выжидает… и вот потому, что он стоит на тротуаре слишком долго, его сбивает падающий сейф.
Отец, как мог, сдерживался, чтобы не прервать столь интересные дебаты, но тут его терпение лопнуло.
— Падающий сейф? Откуда он мог упасть?
— Естественно, из окна высокого здания, — ответила бабушка.
— В Сноу-Виллидж нет высоких зданий, — запротестовал отец.
— Руди, дорогой, — подала голос мама, — ты забываешь про отель «Альпийский».
— В нём всего пять этажей.
— Сейф, пролетевший пять этажей, расплющит нашего мальчика, — настаивала бабушка. Потом добавила, повернувшись ко мне, сочувственным тоном: — Извини. Я тебя расстроила, дорогой
— Отнюдь, бабушка.
— Боюсь, это чистая правда.
— Я знаю, бабушка.
— Он бы тебя расплющил.
— Безусловно, — согласился я.
— Это такое ужасное слово — расплющил!
— Да уж, наводит на размышления.
— Мне следовало подумать, прежде чем произносить его. Лучше бы я сказала «убил».
И в красноватом свете свечи Ровена одарила меня улыбкой Моны Лизы.
Я перегнулся через стол и похлопал её по руке.
Отцу, как шеф-кондитеру, постоянно приходится смешивать множество ингредиентов в точной пропорции, поэтому он уважает математику и причинно-следственную связь гораздо больше матери и бабушки. У них более идеалистический склад ума, и логика у них далеко не в том почёте, что у отца.
— С какой стати кому-то ставить сейф на верхний этаж отеля «Альпийский»? — спросил он.
— Разумеется, чтобы хранить в нём ценности. — ответила бабушка.
— Какие ценности?
— Ценности отеля.
Хотя в подобных спорах отцу никогда не удаётся взять верх, он продолжает надеяться, что здравый смысл возобладает, если он проявит достаточное упорство.
— А почему им не поставить большой, тяжёлый сейф на первом этаже? Зачем затаскивать его наверх?
— Потому что их ценности, несомненно, находятся на верхнем этаже. — ответила мать.
В такие моменты я не могу сказать наверняка, то ли мать разделяет более чем странные взгляды на окружающий мир бабушки Ровены, то ли просто подзуживает отца.
Лицо у неё бесхитростное. Глаза никогда не бегают, всегда ясные. Женщина она прямая. Эмоции понятны, намерения не бывают двусмысленными.
Однако, как говорит отец, при всём её открытости и прямоте, мама, если у неё возникает такое желание, в мгновение ока может отгородиться от всех глухой стеной, скрывающей истинные чувства.
И он любит её в том числе и за это.
Наш разговор продолжался и за цикорным салатом с грушей, грецкими орехами и сыром, за которым последовала вырезка на картофельно-луковых оладьях и спаржа.
Прежде чем отец прикатил из кухни тележку с десертом, мы уже договорились, что завтрашний знаменательный день я должен провести точно так же, как и любой другой выходной. С осмотрительностью. Но без чрезмерной осторожности.