За время нашей учебы в стране произошли большие перемены. Вожди умирали, сменяя друг друга, дети в школе не успевали выучить новое имя и проштудировать славную биографию, как по радио и телевещанию снова звучали классические мелодии, услышав которые, каждый советский человек понимал, что в стране траур.
Летом 1984 года наш курс защищал дипломные работы и сдавал государственные экзамены. После удачной сдачи экзаменов, нервическое состояние, и стертые пальцы, в результате написанных микроскопическим почерком шпаргалок, решено было успокоить культурным отдыхом в республике Латвия, в Юрмале.
Поездка привела наши истощенные нервы в порядок, чинная тишина Маори, где мы сняли комнату в частном секторе, позволила выспаться, а купание в прохладном Балтийском море остудило наши измученные пальцы.
Когда первый голод по пассивному отдыху был утолен, Аллочку потянуло на приключения. Отстояв очередь на заказ столиков в популярнейший ночной ресторан-варьете "Юрмала", днем во дворе вымыли волосы в тазике, поданным любезной хозяйкой.
Приодевшись в модные наряды, отправились посмотреть шоу, поужинать и себя показать. Метрдотель был во фраке, похож на дирижера симфонического оркестра и знал несколько языков. Вот это подбор персонала! Однако наш столик оказался столом на шесть персон в углу зала и самым худшим местом для просмотра концертной программы. Нам пришлось утешаться прекрасным творчеством шеф-повара.
Программа началась, полураздетые девушки гарцевали с плюмажами на голове, а за наш "столик" так никто и не подсел. В антракте публика воодушевилась возможностью поговорить и произнести тосты. В это время метрдотель подвел к нашему "столику" трех молодых людей в возрасте до тридцати лет. С высоты моих восемнадцати с половиной лет, они мне показались умудренными опытом, солидными дядьками. Все жители столицы республики Риги, и сотрудники научного центра при известном на весь СССР заводе "ВЭФ". Мужчины опоздали к началу программы, и дожидались антракта в баре. К столу они прибыли в приподнятом настроении и сразу взяли быка за рога.
Скучать нам не пришлось, так как из нашего угла танцы девиц практически не были видны, мужчины переключили все внимание на наши особы. Любое желание исполнялось, танцы не прекращались до закрытия ресторана глубокой ночью. Все были навеселе и нравились друг другу.
Проводив до стоящей у калитки, ожидающей нас и волнующейся хозяйки, мужчины договорились с нами встретиться вечером в Риге. Нам была обещана экскурсия по городу и приятное времяпровождение. Марек, блондин с волевым лицом, за рулем польского "Фиата", казался нам мечтой всех девушек Риги. Супермен Гунар, серьезный и самый пробивной из тройки, с ходу брал, недоступные для других, входы в элитные кафе и бары. И, наконец, самый молодой и самый общительный, симпатичный брюнет с карими глазами – так я познакомилась с Янисом, моим первым, и до недавнего времени единственным мужчиной.
Теперь надо решить и эту проблему. Надо позвонить Янису и рассказать о моем предстоящем замужестве.
– Анри звонил? – вернула меня в действительность Аллочка.
– Вчера вечером, я уже спала. Маменька разговаривала, если это можно так назвать, – грустно ответила я.
– Ничего, позвонит сегодня, – подбодрила меня подруга. – Что-то мне не нравится твое затворничество, спать улеглась засветло, с нами не хотела ехать…
– Просто устала. Эти дни были такими насыщенными, а Анри уехал, из меня будто жизненная сила ушла. Поверь, родная, грустить мне собственно некогда. Хорошенько поразмыслив, я даже сочла отсутствие Анри полезным для подготовки всех бумаг.
Можешь представить, как бы я занималась делами, если бы он держал руки под моей юбкой?
– Представила. Бедняга Анри. Суток не прошло, а она уже считает его отсутствие полезным! – сверкнула зубами Аллочка.
Амалия Ивановна, вошедшая в помещение, занимаемое нашим отделом, проникающим, как рентгеновские лучи, взглядом прекратила обсуждение личных проблем на рабочем месте. До обеденного перерыва нас с Аллочкой разрывало желание обсудить жизненные коллизии, но бдительное око начальства, находящееся на страже социалистической собственности, не предоставляло такой возможности.
– От черта ладаном, а от Амалии ничем! Пошла бы в рекламный отдел, с подружками поболтала… – буркнула Аллочка.
– У Амалии подружек нет.
– Как можно без друзей?
– Ну, раньше-то, наверное, были друзья-предатели, – я представила Амалию молоденькой барышней, плачущей оттого, что любимый предпочел ее более доступной подружке. Вот в таких столкновениях разбились розовые очки, и ковался настоящий железный характер, присущий сорокалетней Амалии.
Обедать мы бегали в близлежащую "Шоколадницу", бывшую на самом деле обыкновенной блинной. Стены блинной украшала версия одноименной, известной картины французского художника Жана Этьена Леотара. Аллочка метала горячие, ноздрястые блины, сопровождаемые разными начинками и заливками. Каждый раз после возвращения в "контору" она охала и зарекалась: "в блинную ни ногой", и каждый новый рабочий день начинался в предвкушении "блинков". Из напитков Аллочка упорно заказывала молочно-серую бурду, именуемую какао.
– В детском саду приучили, – оправдывалась она на мои недоуменные взгляды, а в последствие и на прямые вопросы. Сильные привычки развивает воспитание в коммуне.
И сейчас на Аллочкиной тарелке дымились блинчики с мясом, рядом ожидали своей очереди десертные блинчики со сгущенкой и непременная чашка с какао.
– Не дает мне покоя предстоящая беседа с Янисом. Три недели назад ничто не предвещало моего замужества, – пыталась я отвлечь Аллочку от трапезы.
– Ты с Янисом встречаешься на протяжении трех лет, и не был бы Янис лопухом… – забубнила Аллочка с полным ртом.
Я подождала, когда она прожует, и продолжила:
– Я никогда не думала о нас, как о паре, в смысле, супружеской паре. Янис как все латыши – националист, но это не отражалось на его желании продолжать со мной интимные отношения. Но жениться…
– Не вздыхай, у нас теперь жених получше будет. Миллионер! А у Яниса, как у латыша – хер и душа.
– Скора ты, подруга, миллионы подсчитывать! – сказала я, наблюдая, как Аллочка вилкой терзает блинчик. Не выдержала. – Алла, возьмите нож.
Вилка звякнула об щербатый край общепитовской тарелки, но фраза, в раздражении сказанная мной, возымела действие. Аллочка протянула руку за ножом.
– Чего такая?
– Поговорить не с кем. Подруга все время ест, за ушами хруст стоит ничего не слышит, и ответить не может, рот набит.
– Так, обед же… – жуя, сказала она. – Ладно, не дуйся. Я считаю, переживет твой Янис это известие. Уж лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас.
Разговор с Анри обрадовал меня – слышимость такая, словно любимый находился рядом, в Москве. Анри рассказал мне, что его родители благосклонно, но настороженно отнеслись к известию о помолвке. Больше всего их встревожило предположение о негативном отношении со стороны руководства его компании. Анри будет жить и работать в Москве, а появление молодой жены являющейся гражданкой "Империи зла", хотя и вставшей на путь "перестройки" и "гласности" может повлиять на его карьерный рост. Анри уверил их, что брак, по мнению непосредственного куратора проекта, положительно скажется на расположении представителей советской стороны, их партнера "Союзхимкома".
– Неле, без тебя мне очень грустно, я так скучаю по твоему телу, по твоей изобретательности, по нашим урокам русского языка… Я все время думаю о тебе, сидя в кафе, представляю, что ты сидишь напротив, проезжая по бульварам, ловлю себя на мысли, что тебе бы понравилась болонка, выгуливаемая хозяйкою. Я не могу спать, потому что ты рядом со мною и в тоже время тебя нет. Это сумасшествие!
Мишель советует мне не торопиться с возвращением, но я готов лететь ближайшим рейсом!
Мишель! Даже из Москвы дотянул свои руки до Анри. Или Аллочка не справляется со своей задачей? Имея в любовницах такую Мессалину, как моя подружка, Мишелю ни до чего не должно быть дела! Ну, Мишель, намудрил! Думал, не узнаю о твоих подножках? Ничего, на каждого мудреца, довольно простоты. Спасибо за науку.