С такими событиями дни летели, будто листки, сорванные с отрывного календаря, ежегодно вывешиваемого маменькой на кухне. На наши с Леркой просьбы заменить его шикарным, с красивыми японками, она всегда отговаривалась тем, что не будет знать, на какой день приходится профессиональный праздник работника нефтяной и газовой промышленности или день Парижской коммуны.
Все шло своим чередом. Ни о чем не догадывающаяся Аллочка держала меня в курсе своих свиданий с Мишелем, проходящим по ее выражению "в теплой, дружественной обстановке", но я понимала, что Аллочка нужна Мишелю как средство шпионажа.
Чтобы как-то скоротать время я записалась на курсы английского языка и посещала их с удовольствием, предвкушая удивление Анри моими успехами. Аллочка увязалась за мной лишь за компанию, но усердно зубрила неправильные глаголы.
Август зачастил ливнями, и чувствовалось приближение осени. Ранние пташки прятались под зонтами и под крышами автобусных остановок, кутаясь в кофточки и накидывая взятые "на всякий случай" пиджаки. Магазинчик канцелярских товаров, располагающийся в пристройке рядом с нашим домом, стал местом паломничества родителей, готовящих своих отпрысков в первый класс. Отпускной сезон в нашем отделе продолжался, и Амалия завалила нас дополнительной работой. В бешеном ритме отстукиваемых телеграмм и какофонии телефонных звонков некогда было помечтать о приближающемся приезде Анри. В дни, свободные от уроков английского, Аллочка уезжала ночевать к Мишелю. В такие дни у меня чесался язык рассказать ей все и раскрыть глаза на этого "двурушника и лицемера".
Вот в такой августовский день, во время обеда в "Шоколаднице", жуя очередной блинчик, Аллочка задала мне вопрос:
– Мишель сказал мне, что хочет пригласить нас в субботу на день рождения, но сомневается, согласишься ли ты. Просил меня разведать, как ты настроена… Ты как?
Аллочка – разведчица. Я усмехнулась. Хитрюга Мишель хочет сразиться со мной?
Я была не прочь взглянуть на Мишеля перед приездом Анри, и лучшего способа не предвиделось.
– Я не против, все же какое-то развлечение, – сказала я, – и Анри будет приятно, что мы не оставим его друга в одиночестве.
– Ух ты, а Мишель готов был поспорить, что ты откажешься! – всплеснула руками Аллочка. – Сглупила я, надо было выставить его на ящик шампанского. Насчет одиночества, ты ошибаешься, там будет несколько его коллег, в том числе и дамы.
– С удовольствием пообщаюсь. Надеюсь, не потребуется вечернее платье?
Анри поддержал идею друга и пожелал нам хорошенько повеселиться. Мудрый Мишель выбрал линию поведения не идущую вразрез моей – ничего между нами не произошло, мы добрые друзья. Преувеличенно галантно открыл дверь и подал мне руку, помогая сесть в машину. Подол моего облегающего леопардовой раскраски платья зацепился за высокий каблук туфельки. Мишель осторожно снял попавший на тонкую шпильку материал, придержав пальцами мою щиколотку, обтянутую нейлоном чулка. Сквозь эту незначительную преграду я почувствовала силу его пальцев, и подумала, что если бы вместо Яниса Мишель позволил себе сдавить мою шею, сидела бы я сейчас в машине?
Вечеринка была многолюдна, но еще не шумна. Женская половина настороженно приняла нас, мы оказались моложе, ярче, привлекательней и, конечно же, веселее.
Мужчины с интересом присматривались к нам, флиртовали, мы отвечали взаимностью, потихоньку обсуждая между собой достоинства и недостатки каждого. В нашем присутствии никто не позволил себе говорить по-французски, но стоило нам отойти к столику с закусками, как спину мягко грассировали короткими фразами:
– Etudiantes?
– Celibataire?
Мы поздравили именинника, подарили расписную палехскую шкатулку, приобретенную в сувенирной лавке в "Березке". Выпили шампанского за его здоровье, вместе со всеми пропев: "Bon Anniversaire!". Мишель родился под знаком Льва, и следующая серия пожеланий виновнику торжества была связана с этим фактом. Мишель, по возможности, старался не оставлять нас наедине с гостями, направляя беседу в нужное русло. Как выяснилось, Мишель может быть милым – не может у плохого человека быть так много людей, готовых пожелать ему самого наилучшего.
Выпив изрядное количество шампанского и виски, гости оживились, слышались взрывы громкого смеха, раскаты мужского баса, смягчаемого французским выговором. Гости разбрелись по огромной квартире Мишеля, устав от топтания около фуршетных столов, расположились на всех диванах и креслах столовой и гостиной, прихватив с собой тарелки и напитки. Какая-то парочка уединилась в ванной для гостей. В общем, все было так, как на советских молодежных вечеринках, осталось дождаться первого подвыпившего гостя, который начнет задирать остальных или крушить хозяйскую мебель и посуду.
Сначала я ждала подвоха, потом вечеринка втянула меня в общее благодушное и радостное настроение и я расслабилась. Поэтому, когда Мишель пригласил меня на танец, я не возражала. По сравнению с парами, танцевавшими в гостиной, я и Мишель танцевали чинно, как на светском приеме. Мишель начал разговор с того, что рад нашей встрече после двадцати шести дней разлуки.
Сосчитал!
Просил забыть о "той отвратительной сцене", что полон раскаянья, и если я не соглашусь выпить с ним мировую, он будет стоять передо мной на коленях весь вечер, и гости не простят мне такой жестокости.
И я поверила! Повелась на льстивые речи, на смиренно склоненную голову.
Вспомнила слова Янкевича: "Лучше худой мир, чем добрая ссора". И напрочь забыла о том, каким коварным может быть Мишель. Анри должен был приехать через два дня, и я нуждалась в нейтралитете Мишеля также как и он в моем. Мишель и я прошлись по комнатам в поисках места для душевного разговора. Через минуту стало ясно, что это невозможно – веселье било ключом, танцы, выпивка, здравицы Мишелю.
Немного стушевавшись, Мишель предложил уединиться в его спальной недоступной для гостей. Там-то уж нас никто не потревожит, и мы сможем спокойно выпить обещанную мной мировую и обсудить положение вещей.
Я колебалась. Как-то неспокойно было на сердце, но не хотелось показаться зашореной и всего на свете боящейся деревенской девушкой. Я ведь смогу все контролировать? И я согласилась…
Прихватив с кухни бутылку шампанского и два фужера, мы никем не замеченные направились в спальню Мишеля. В спальне был полумрак, разогнанный раздвинувшим шторы Мишелем. Он предложил мне место на застеленной меховым покрывалом постели, сам устроился на низком пуфике. Еще и еще раз он просил прощения за тот вечер, печально подытожил, что вражда не принесет добра никому, просил меня понять, что он пытался оградить Анри от мошенничества, в котором был уверен. Теперь он убежден в обратном – мой отказ на его предложение показал мои чувства к Анри, и он действительно рад за своего друга.
Я была на высоте и даже спрашивала себя "это ли не победа?". Он смотрел на меня снизу вверх, и это выигрышное положение утвердило меня в поражении Мишеля.
Мишель свергнут, Мишель у моих ног!
Гостеприимный хозяин наполнял шампанским бокалы и льстивым ядом мое сердце.
Отлучившись на минуту в прилегающую к спальне, ванную комнату, он вернулся и вновь наполнил бокалы, поставленные им на плоскость у широкой спинки кровати.
Голова моя кружилась, но на просьбу Мишеля выпить за счастье Анри не смогла ответить отказом. Пригубила шампанское, Мишель запротестовал, вынуждая меня сделать еще глоток. В уже неверном свете, проникающем в спальню из раздернутых штор, увидела после осевшей пены, белый налет на стекле бокала. Подняла потяжелевший взгляд на Мишеля, он улыбнулся, и улыбка его расплылась по всему лицу и спальной и осталась висеть как улыбка чеширского кота.
Сознание вернулось, будто внутри моей головы на полную громкость включили радио.
Стальным обручем стянуло виски и затылок. Очень хотелось пить, во рту чувствовался металлический привкус, словно я лизнула ржавую трубу. С трудом и со стоном я повернула свою голову к источнику света, но глаз не открыла. Не могла.