– Да, прости, ты моя гостья… – прекрасное воспитание Мишеля не давало сбоев и в критических ситуациях.
Он встал с постели, с отвращением посмотрел на скомканные и свешивающиеся на пол простыни и вспомнил. Как бы мне хотелось раскроить его череп, влезть внутрь, сквозь его глазницы взглянуть на поле боя, и увидеть то, что видел он.
Мишель обернулся ко мне. Посмотрел, словно не узнавая, удивленно вскинул брови и что-то просипел. Откашлялся.
– Прошу, – с поклоном пригласил меня в кухню.
На кухне был относительный порядок. Небольшая горка посуды в мойке, стол чист, видно Мишель постарался, пока я принимала душ.
"На этом столе мы с Анри занимались любовью".
Отогнала воспоминания, сейчас приносящие мне только боль. Надо собраться, не время раскисать. Я уселась на высокий стул, скромненько запахнув полы халата, и сложила ладошки на коленях. Мишель включил кофемолку и с умилением смотрел на меня.
– Я понимаю Анри, – он прикурил от настольной зажигалки в виде Эйфелевой башни, – бедняга лишился ума, наблюдая твои метаморфозы.
– Ты о чем, Мишель? – невинно спросила я.
– Неле, тебе ни к чему изображать из себя колледж-герл.
– Трудно выглядеть проституткой без косметики, извини, Мишель.
– Ты забыла косметичку? – он курил и смотрел на меня, улыбаясь.
– Не рассчитывала ночевать вне дома, – последовал мой ответ.
– Жаль. Я чувствую себя совратителем.
– Неужто стыдно?
Мишель пожал плечами. Запах свежемолотого кофе распространился по кухне, появилась коробка с круассанами, и почти прозрачные, тонкого фарфора чашечки были выставлены на мраморную столешницу.
– Не возражаешь, если мы выпьем кофе в кухне? – спросил вежливый хозяин.
– Лучшее место в твоей квартире, – одобрила я.
– Тебе не нравится моя спальня? – Мишель возвращался к неприятной теме.
– Слишком там многолюдно. Тени брошенных любовниц, случайных подруг, невинных жертв твоей страсти…
– Себя причисляешь к последней категории?
– Зачем ты это сделал, Мишель? – ответила я вопросом на вопрос. И не дав ему ответить, продолжила. – "Спасибо" Анри тебе не скажет, а поскольку ты действительно дорожишь другом, то мотив не ясен.
– Слишком ты заносчива. Теперь ты у меня в руках, Анри не простит тебе измены.
– Как и тебе. Так что, скорее мы держим друг друга за горло. Если вскроется правда о нашем "грехе", ты не отмоешься, ведь хранение, распространение и употребление наркотиков в СССР не законно.
– Какие наркотики? Обычное экстези… – протянул он.
– Ладно. Ближе к делу. Твои условия?
– Как ты понимаешь, речь о моем предложении заключить с тобой фиктивный брак уже не пойдет, – Мишель упивался своей значимостью. – Итак, сначала дама.
– Я не могу диктовать тебе условия, но у меня есть предложение, – скромно начала я. – Во-первых, я признаю свое поражение, если тебе это так важно услышать. Во-вторых, забудем то, что было и то, чего не было. Начнем с чистого листа.
Мишель с сарказмом прокомментировал:
– Перевожу на французский: да, ты со мной переспал, и это был единственный раз, а один раз не считается, ты хороший, но отойди в сторону и не мешай мне устраивать свои делишки.
По усилившемуся акценту Мишеля я поняла, что он вне себя.
"Сегодня не мой день, да что там день, месяц!" Терпение. Придется заслушать его условия.
– Теперь ты, Мишель, – я потупила глазки.
Мишель сделал глоток кофе. Тщательно обработанный маникюршей палец поднял мой опущенный подбородок. Я подняла голову и взглянула в черные глаза противника.
– Я закрою глаза на то, что ты проделываешь с Анри, но требую, слышишь, требую своей доли в столь щедро расточаемых тобой ласках.
Я опустила голову и пустила слезу.
– Зачем ты хочешь меня унизить, Мишель? Я ведь не нужна тебе. Ты просто хочешь заставить меня чувствовать себя шлюхой.
– Нужна, нужна, не сомневайся. Кто же откажется иметь в постели такую тигрицу!
Он ободряюще похлопал меня по плечу, и заглянул в лицо.
– О-ля-ля! Зачем же слезы? Я ведь не против вашей с Анри свадьбы. Женитесь, как говорят русские, на здоровье.
– Ты не раз говорил, что Анри твой единственный друг, почти брат, как же ты можешь требовать сексуальных услуг от его невесты?
– Не задавай вопросов. Согласна или нет? – Мишель был неумолим.
– Можно я дам тебе ответ позже? После приезда Анри? Я не смогу нормально общаться с ним, он заподозрит неладное.
– Нет. Ты, лиса, обманешь меня, найдешь способ. Согласие – сейчас. Услуга, так и быть потом, пропущу Анри вперед, все-таки это он женится на тебе. Как я великодушен!
– Я согласна, – и непритворная слеза капнула в чашку с кофе.
Глава одиннадцатая
Встречать Анри мы отправились вместе с Мишелем. После заключенной вчера сделки мы не перемолвились с ним и словом. Аллочка весь день допрашивала меня, не стесняясь, перевешивалась через стол на глазах удивленной такой вольностью Амалией.
– Где же ты была? Я почувствовала себя одураченной, когда влетела к тебе в квартиру и спросила у обалдевшей Лерки, чем ты заболела! На что твоя сестрица ответила, что у тебя осеннее обострение шизофрении и пришлось тебя изолировать, чтобы не подвергать риску окружающих. Потом, вредина, долго веселилась, когда поняла, что я чуть было, не поверила.
– Успокойся. Амалия взглядом спину тебе уже просверлила, – попросила я. – Сядь.
Все нормально. Просто стала грустно, и я поехала в Монино развеяться.
Наша приятельница и бывшая сокурсница Людмила проживала в Монино, я попросила прощения у родителей и напомнила, что у Людмилы нет телефона. Мою ложь никто опровергнуть не мог.
Теперь, сидя на заднем сиденье "Мерседеса", внутренне дрожала от предстоящей встречи с Анри. Если бы месяц назад кто-нибудь сказал мне, что я буду молить бога об отсрочке нашего свидания, я бы плюнула ему в лицо. Аллочка хотела разрядить напряженную обстановку и пыталась шутить над специализацией фирмы Анри.
– Дожили, своего дерьма не хватает! Удобрения из самой Франции доставляют!
Уважаемый генеральный секретарь ЦК КПСС, дайте братве денег, и вся страна обкакается. Да они и без денег всех на карачки посадят.
Ни Мишель, ни я не реагировали на Аллочкины подначки.
– Что грустная такая или не рада, что любимый приезжает? – спросила Аллочка.
– Голова болит, – соврала я.
Ложь большая или маленькая теперь с легкостью срывалась с моих губ, не заставляя страдать совесть. Я катилась по наклонной и, перестав сопротивляться, сгруппировалась, подобрав колени к подбородку, чтобы не мешать развиваться бешеной скорости.
Мишель помог нам выбраться из машины, интимно поддержал меня за локоть и шепнул:
– Сегодняшний день – ваш. Завтра я позвоню тебе, назначу время. Будь готова.
Я вспыхнула до корней волос, совести у меня, может, и нет, а вот стыд имеется.
– Что я скажу Анри?
– Придумай, ты ведь мастерица.
Полчаса ожидания в зале прилета и вот сквозь стекла таможенного контроля я вижу профиль Анри. Небесная красота юного бога. Внутри меня словно прорвало плотину, вся грязь, слитая на меня людьми, по каким-либо причинам желающих нашего разрыва, мое горе по несбывшейся, светлой мечте залапанной нечистыми руками с безупречным маникюром, пролилась неудержимыми слезами. Я зарыдала, затряслись плечи, истерика набирала обороты. Аллочка трясла меня в попытке выяснить причину моей реакции на появление Анри. Мишель пытался привести меня в чувство напрасными словами. Я плакала еще горше. Анри волновался за стеклом и торопил инспектора.
Наконец он был отпущен и вышел к нам.
– Неле… – тележка с багажом откатилась в сторону, руки Анри протянулись навстречу мне.
Я обняла его, заглянула в васильковые глаза, провела ладонями по выбритым щекам.
Как я люблю его!
– Теперь все будет хорошо, ты здесь, со мной, теперь все будет по-прежнему…
И я верила в то, что говорила Анри. Он целовал меня в губы, не стесняясь зевак привлеченных моей истерикой. Аллочка и Мишель отошли в сторону, наблюдая за нашими поцелуями, но не торопя нас.