Выбрать главу

Кора прошла в глубину сада, где кусты сблизились настолько, что скрывали ее от любопытных глаз. Вот и забор — высокий кирпичный забор. Через него надо еще перебраться. Но как?

Кора решила, что забор-то одолеть можно. Потому, отыскав свободную от кустов полянку, примыкающую к забору, она разбежалась и отчаянно замахала крыльями, надеясь перелететь через забор. Ей это почти удалось — но все же она со всего размаха ударялась грудью о верхнюю часть забора и, ушибшись, медленно сползла на траву.

Тут же вспыхнула тревожная мысль: как бы не разбить яйца!

Она прислушалась, сидя у забора и вытянув вперед короткие желтые когтистые ноги. Внутри все молчало! И все же перелетать через забор придется. Кора отошла подальше от забора и мысленно прицелилась к перелету с большим запасом. Крыльями она начала бить так, словно плыла на скорость.

В нужный момент тело послушно оторвалось от земли и перелетело через забор так, что между животом и вершиной забора оставался пробел сантиметров десять.

Рожденный курицей летать не может! Кто это написал? И имелась ли в виду курица? Нет, кажется, речь шла о робких пингвинах.

Перелетев через забор, Кора довольно плавно опустилась на пешеходную дорожку, до смерти перепугав мирно гулявшую розовую лохматую собаку. Собака, как назло, оказалась небольшой, но совершенно бесстрашной. Она угадала в гигантском существе самую обыкновенную курицу и кинулась вслед за ней. Кора поняла, что ей нельзя ждать от собаки добра. Она припустила по улице и нырнула в первый же проулок. Проулок был узок, так что крылья пришлось прижать к телу. Собака, не ведая страха, кинулась следом за Корой и готова была уже схватить ее за пятку. Вот тут-то Кора остановилась и, подождав, наклонила тело вперед таким образом, чтобы загнуть голову под брюхо и посмотреть назад.

Когда собака подбежала, завывая от предвкушения того, как она сейчас вонзит зубки в куриное тело, Кора резко выставила назад ногу. Ударившись с ходу о костяную пятку, собака полетела назад и скрылась на основной улице. Она обогнала свой собственный визг, который еще несколько секунд бился в проулке в поисках выхода.

К счастью, проулок не был тупиком, и Коре не пришлось встречаться с опечаленным хозяином собачки. Она проследовала дальше и вскоре вышла к дому, где жили археологи.

К тому моменту голод завладел всеми ее желаниями — она была рабыней собственного желудка. И даже понимала, в чем дело: ведь она была будущей матерью, ей приходилось кормить не только себя, но и как минимум три яйца. Дверь в дом была открыта. Кора вошла в коридор и позвала: — Господин Орсекки, где вы? Я к вам пришла в гости.

Дом молчал. И молчание отзывалось пустотой. Было очевидно, что никого дома нет.

Кора сразу прошла на кухню. Это никуда не годилось: дело должно стоять на первом месте. Но Коре хотелось есть.

Не таясь, она зажгла свет и поразилась тому, насколько иначе устроена кухня в доме археологов, чем в человеческих домах.

На кухне не было плиты и печки. Вокруг комнаты шли широкие полки, на которых стояли мешки с различными зернами и орешками. В большинстве своем они были Коре незнакомы, но по запаху и вкусу очень приятны.

Тело Коры знало, как устроиться на круглой плоской метровой подушке, лежавшей на полу рядом с другими такими же подушками. Тело даже подсказало, какую из подушек занять и за каким из мешков с орешками протянуть когти.

Высыпав орешки в приятного размера неглубокую миску, Кора поставила ее на круглое возвышение. Затем Кора принялась клевать орешки — наконец-то она почувствовала себя естественно и свободно. Голова наклонилась вперед — не надо было ее подгонять, клюв сам раскрывался, хватая орешки, все тело радовалось, словно слушало небесную музыку. Наклевываясь и тяжелея, Кора поводила взором по полкам, размышляя, в чем бы лучше унести с собой орешков и крупы в больницу. Хватит мучить себя бутербродами и супом из консервированных шампиньонов, хватит пожирать ватрушки и кулебяки — мы курицы, в конце концов!

Впервые наевшись вкусно и сытно, Кора хотела было тут же проследовать в комнату профессора Гальени, но ее сморила дремота. Три минутки, сказала она себе, три минутки, и я встану.

Не поднимаясь с уютной подушки, Кора сунула голову под крыло и задремала.

Ей снилось, что она летит высоко над равниной, а за ней клином десятки птенцов — это мои дети, думала она во сне. Это мои кровиночки!

Когда Кора проснулась, за окном было совсем темно. Часы показывали половину одиннадцатого вечера.

В больнице ее, наверное, уже хватились и поднимается тревога. Еще бы — проспала три часа. Кора была сердита на себя.

Но все же первым делом собрала мешок с орешками для больницы и лишь затем проследовала в комнату Гальени. Там было все как прежде.

Кора проследовала за широкий и низкий письменный стол профессора.

Положила мешок с крупой на пол, затем зажгла настольную лампу.

Затем Кора начала последовательно открывать, выдвигать ящики письменного стола и знакомиться с их содержимым. Именно за этим она пришла в дом к археологам.

Она совершенно не представляла, что может отыскать здесь, и более того, не знала, что может лежать в ящике у ксера. Но любое действие лучше ожидания.

Более всего в ящиках оказалось тонких папок, набитых листками бумаги, исписанными словами на непонятном языке, — пускай этим займется переводчик. Когда приедет.

В нижнем ящике нашлись две видеокассеты. Кора сунула их в мешок с орешками — иной сумки с собой она не взяла.

Справа под очередной папкой она увидела небольшую странную фотографию. На ней было изображено нечто подобное кораблю викингов — вид сверху на сохранившиеся линии корпуса. Ничего подобного Кора еще не видела. Она разглядывала фотографию, стараясь понять, может ли она представлять интерес для следствия, и тут почувствовала, что кто-то тихо вошел в комнату и стоит за ее спиной — совсем близко, даже склонился, чтобы разглядеть фотографию, которую она держит в руке.

Кора даже не успела испугаться. Почему-то она решила, что это возвратился домой ассистент Орсекки и, увидев свет в кабинете, пришел к ней. — Поглядите, — произнесла Кора. И в тот же момент нечто тяжелое ударило ее в висок, да так сильно, что вместо фотографии образовался звездный дождь, фейерверк, который быстро погас, оставив Кору в беспросветной ночи.

Кору нашел Орсекки. Он пришел около двенадцати. Он увидел, что дверь приоткрыта, а в кабинете профессора Гальени горит свет.

Странно, подумал он, не грабитель ли залез? Но что может понадобиться грабителю в кабинете археолога… К тому же он не слышал, чтобы на этой слабонаселенной планете уже появились собственные грабители.

Войдя в освещенный лишь настольной лампой кабинет, Орсекки сразу увидел лежащую на полу пузатую курицу.

— О нет! — завопил ассистент так, что в соседних домах начали открываться окна и жители их перекрикивались, полагая, что на город напали пещерные тигры.

Ассистент постарался поднять курицу на крылья, чтобы вынести наружу, но это было слишком тяжело, и тогда он положил тушу на пол и бросился к видеофону, чтобы дозвониться до больницы. Пока он вызывал машину, Кора пришла в себя. Она не сразу сообразила, где находится, иначе бы пресекла бурную деятельность Орсекки. Но ее настолько поразило зрелище гигантских куриных ног у ее глаз, что она решила, что спит и ей видится кошмар. Прошло несколько секунд, прежде чем она вспомнила, что это ноги археолога, а сама она — такая же птица, только лежит на полу.

— Погодите, — сказала она наконец. — Лучше помогите мне подняться.

— Вы живы! — радостно воскликнул ассистент и пропел петушиную песню облегчения. Чем еще более смутил окрестных жителей.

— А почему я должна умереть? — сказала Кора и стала с его помощью подниматься, но сделать этого не смогла, потому что страшная боль пронизала ее голову. Она чуть было вновь не потеряла сознание.

— Отпустите меня, — приказала Кора и уселась в подушку — кресло профессора. Орсекки нежно поддерживал ее.

Постепенно в голове сформировалось воспоминание. — Орсекки! — воскликнула Кора, не обращая внимания на боль. — Разве это не вы ко мне подошли? — Куда подошел? — спросил ассистент. — Я сидела вот здесь, я смотрела… просматривала… что я просматривала?