Остаток дня он и Нина провели на пляже. Молчали больше, чем говорили. Предсказательница швыряла в воду плоские камешки и считала скачки, которые успеет сделать голыш, покуда не булькнет, уходя на дно, чтобы остаться там среди других камней, крабов, водорослей и витых ракушек. Чтобы загасить тревогу, они купались до самого вечера, пока вода не сделалась теплее, чем остывающий воздух. В эти часы незримое облако спокойствия накрыло побережье. Было тихо и безветренно, брели, обнявшись, пьяные от летней истомы парочки. Пели цикады, хрипловато наигрывала музыка в прибрежном баре. Домой вернулись на такси.
Овчарка Тэнку не встретила их, в глухих закутках, в зарослях рододендрона сгустилась тьма.
— Мама!
Магия летнего вечера моментально исчезла.
Люстра не горела. Мик заметался в темноте, отыскивая ручной выключатель, под руку попадались шершавые обои, каменные панели, холодные плети декоративных растений. Так же на ощупь он отыскал в ящике комода пневматический пистолет.
— Мама! Папа!
В глубине дома зловеще мерцало красным. Кто-то возился возле камина. Тлела догорающая бумага, последние искры уже сделались не больше светящегося жучка. Чужак выпрямился и замер — очевидно, он плохо видел в темноте.
— Мик! — взвизгнула Нина, которая осталась у порога. — Вернись немедленно назад!
Чужак (темная, опасная груда) дернулся навстречу. «Я должен защитить сестру». Северин вскинул оружие и выстрелил. В тот же момент старая керамическая ваза на полке разлетелась звонкими черепками. Вспыхнул еще один огонек — голубоватое пламя зажигалки. Черный человек подпалил зажигалкой смятую газету и швырнул ее поверх догоревшей.
— Дурак, — угрюмо и озабоченно произнес он голосом Северина-старшего. — Твой пистолет — хлопушка, но глаз мне вышибить мог.
— Ну, извини. Может, скажешь, что здесь происходит?
— Какой-то псих перерезал нам кабель. Ты видел маму? Ее нет ни в доме, ни у соседей.
Газета горела, огонь теперь освещал лица всех троих. Мик впервые видел отца таким встревоженным.
— Она могла уехать в центр.
— Кар Маргариты в гараже. Собаки нет ни в доме, ни в саду. Ты что-нибудь слышишь?
— Не слышу.
— Вот именно. Не скрипят ступени. Нигде ни дыхания, ни движения, если не считать нас троих.
— Вызови полицию.
— Уже вызвал, но я не собираюсь больше ждать…
В оранжевых отблесках Мик видел, как отец ловко крутит замок сейфа. Увидеть комбинацию не получалось. Руки у отца были правильной формы — не пухлые ладони, как у Риордана, не заскорузлые лапы, как у портовых грузчиков. Уверенные. «Смог бы он выстрелить в человека?»
— Я тут храню армейский излучатель, на крайний случай. Он без лицензии, но это не важно. За виллами есть спуск к морю, на той стороне мыса каменистое дно, никто не купается, в темные часы пусто. Не знаю, зачем Маргарита могла пойти на побережье, но больше отсюда податься некуда.
— Пойдем вместе.
— Нет. Оставайся и присматривай за сестрой. Если приедет полиция, объясни им ситуацию.
Отец ушел в ночь так быстро, что Мик не успел ничего сказать. Он в растерянности остался на крыльце, пока не догадался, что его собственная фигура в светящемся проеме — отличная мишень для притаившихся врагов.
— Мама!
В саду звенели ночные цикады. Приглушенная музыка донеслась со стороны соседней виллы. Играли на синтезаторе, умело создавая помесь легкой грусти и душевного подъема, но Северин не понял, красиво это или нет. Он знал, что погубил свою мать, когда привел в дом чужую девушку, а вместе с нею — пророчество и древнее проклятье, рожденное на чужой земле, среди холодных холмов, где почва — и та враждебна.
— Я должен идти.
— И я с тобой.
— Отстань!
Он почти толкнул сестру, и та отстранилась.
— Мик, погоди!
— Жди здесь.
Чтобы сократить дорогу, Северин вломился в заросли рододендрона, хрустели стебли, что-что мягкое, недавно еще теплое, напомнившее большую плюшевую игрушку, попалось под ноги. Он, выругавшись в ночь, остановился и опустился на колени.
Игрушкой оказалась мертвая Тэнку.
Он ощупал шкуру старой собаки с клочками не перелинявшей к лету шерсти. Дотронулся до головы, нашел закрытые глаза и жесткую щеточку усов. На мокрой от слез морде запеклась кровь.
— Мама!!!
Северин уже бежал прочь. Он вылетел из зарослей в вихре содранной листвы. В ограде зияла старая брешь. Шоссе в этом месте огибало скалы и уходило в сторону, точно повторяя контуры побережья. Ответвление дороги, каменистая тропа, спускался к валунам, чтобы окончиться тупиковой площадкой в пятидесяти метрах от кромки прибоя.