И чтобы тогда делал я?
Учился на создателя кораблей, вероятно, как отец, как дед и прадед. Скука смертная. А вот Лиза собрала первую звёздную лодку в десять лет. Дед покачал головой, поправил узкие очки, его любимый предмет из далёкого прошлого, и сказал:
- Умеешь.
Лиза улыбалась смущённо, а я залез в нутро гудящей скачущей, словно от нетерпения скорее взмыть в облака лодки, чтобы скрыть тихое отчаяние, мои кораблики не летали, да что там преувеличивать, разваливались ещё на поверхности нашего дачного астероида. Лизины модели облепили защитный купол. А мои валялись в коробке со сломанными игрушками.
Своим кораблём я так и не обзавёлся.
На борт академии, парящей среди блестящей россыпи созвездий и разноцветных шаров планет, меня доставила Лиза на своём кораблике тысяча пятисотого поколения. Словно рой пчёл над гигантским цветком-кораблём, раскинувшимся семиконечной неправильной звездой, порхали космические лодки и челноки. Родители прилетели со своими чадами. Но курсантов следовало оставлять в прозрачном переходном отсеке. Мы заявились туда первыми. Видимо, остальные никак не могли выбраться из тёплых объятий мам и пап. В такие минуты, я завидовал, люто, хотелось завыть по-звериному, когда я видел, как дурачатся великовозрастные детишки, целуя родителей, обнимая их, повисая на шее.
- Я не пойду с тобой, - Лиза тоже крепко обняла меня, ткнулась лицом мне в грудь, потом поцеловав в хохолок надо лбом, мягко сказала, - давай, Миль, ни пуха.
- К чёрту, - выдохнул я старинное пожелание удачи, застёгивая синий костюм.
Щёлкнула, подключаясь автоматически, кнопка подачи кислорода, в переходном отсеке были смоделированы условия открытого космоса. Надеюсь, мой костюм выдержит.
- До свидания, Миль, - в облегающем шлеме плохо работал динамик, поэтому я угадал слова по движению губ Лизы, как и её искорки-мысли: «Люблю тебя, Миль, ты самый лучший, самый нужный для меня человек», - они обдали меня тёплой нежностью и растаяли, как настоящие искры.
Я помахал ей рукой. Без неё мне будет плохо. Как без руки, без ноги, без сердца.
В переходном отсеке сердце сжалось, перестукнуло, и слёзы наполнили глаза, но я старался перебороть их. Мужчины не плачут. Смотрел в окно-стену. Картинка расплывалась, но я подышал, изображение стало чётче. Будто искры фейерверка, поднимались в чёрное небо разноцветные брызги звёздных лодок, казавшихся отсюда маленькими. Получился салют в честь начала первого семестра в космической женской академии предсказателей.
Где-то среди этих ярких звёздочек летел кораблик моей сестрёнки.
Меня пугали шесть месяцев полного одиночества среди чужих людей.
Я боялся допустить промах и быть раскрытым гораздо меньше. Знал, что накажут, но это было не так важно в сравнении с вопросом: смогу ли я вообще жить без Лизы? Без сердца человек умирает, если не успеют вставить искусственно выращенный заменитель. Почти такое же сердце. Но иногда начинается отторжение, тело не принимает чужеродную частицу в свой слаженный механизм.
Лиза - моё сердце.
Что она делает сейчас?
В академии не разрешали связываться с родными каждый день, считалось, что это отвлекает от учёбы. Попытаюсь обойти эти странные правила.
С этой отличной мыслью я стянул защитный костюм, засунул его кое-как в узкий серый шкафчик, на полках было десять пар удобных спортивных ботинок на низком каблуке, десять комплектов чёрной формы и серого белья, на каждый день недели.
О, хвост кометы, поток метеоритов и полная разгерметизация!
Это были шёлковые бюстье и крошечные трусики с кружевами, надо было купить майки и шорты.
Слишком мы торопились обменяться. Боялись, что не хватит духу в последний момент.
Полное обследование мы прошли, каждый не в своей академии, если бы не эта штука, то сдавали бы экзамены по своим направлениям, и не смотрел бы на меня куратор так: с жалостью и брезгливостью. Вступительное тестирование и собеседование проводилось очень жёстко, возможности обменяться не было никакой.