Женщина просто улыбнулась ещё одному легендарному факультету, чтецы мыслей откликнулись благодарностями и кивками.
Таких шумных мыслей я ещё не слышал.
К нашему факультету женщина повернулась спиной. Я увидел в короткой вспышке её слова для нас: «Предскажи нам звёздный путь», - это был девиз-пароль первых предсказателей, не учившихся ещё по книгам, а получающих знания от своих матерей и бабушек, от тётушек и прабабушек, ведь раньше предсказательниц были единицы, и только теперь их стали считать сотнями.
- Предскажи нам звёздный путь, - сказала она, удивительно тепло улыбнувшись.
И я понял, что это женщина, которая пробила мою круговую оборону. Нет, щиты были на месте.
Слава первым покорителям звёздных далей.
Это было другое. Я видел совершенство. Никогда я не восхищался никем, кроме своей сестры.
Женщина казалась ожившим древним божеством, свет исходил от неё, и волна душевного тепла накрыла нас, словно крыльями. А ведь женщина была небольшого роста, и чёрная парадная форма делала её ещё тоньше и меньше. Самая обыкновенная внешность: чёрные пышные волосы, темные большие глаза, белая кожа и несколько веснушек на курносом носу, но такая дивная стать, такая гордая властность вызывали восхищение.
- Кто это? – прошептал я, склонившись к Ираде.
- Разве ты не знаешь, Лиза? – приподняла Ирада тонкие брови. – Это наш ректор и капитан «Одиссея» - Александра Романофф.
ГЛАВА 2 Светлячки во тьме
За узкой металлической дверью с набросанным небрежными штрихами белым кроликом на синей табличке не удавалось ничего почувствовать, будто там была пустота. Осторожно приоткрыв створку, я увидел тьму. Пришлось усилием воли заставить себя шагнуть в черноту. И я полетел вниз, торопливо выпуская из-под щитов ментальные щупальца. Они лихорадочно собирали информацию: у круглой глубокой шахты, в которую я свалился, было крепкое дно, на нём уже неподвижно стояли живые разумные особи.
Курсанты моей группы, вероятно, но я не мог понять, почему они молчали. Пока не опустился на пол, осторожно амортизируя возможный удар всё теми же щупальцами. Когда мои ноги в узких спортивных ботинках коснулись гладких, будто лёд, камней, я застыл, не в силах двинуться, даже моргнуть или громко вдохнуть.
Посредине густой тьмы зажёгся серебристый огонёк. Он был так трогательно мал, что не мог осветить даже самого небольшого кусочка пола. За ним сверкнул звёздной вспышкой ещё один золотой светляк. Я заметил, что это не искры, не звёздочки, а именно крохи-мошки, со светящимися золотом и серебром брюшками. Их слепящий глаза рой выхватил из тьмы бледное лицо нашего наставника.
- Иногда жизнь превращается во тьму, - словно беседуя с самым близким человеком, заговорил он, протягивая узкие ладони светлячкам, - и тогда путь человека может осветить вот такая смешная и маленькая мошка.
Светлячки взлетели вихрем вверх, заполнив огромные стеклянные бутыли, в аудитории стало солнечно светло.
А мы смогли двигаться. Сели на круглую скамью из желтоватого дерева, приделанную намертво к стенам. Аудитория напоминала башню, стены из серого камня, фигурные огромные бутыли со светляками, сколоченный из широких деревянных плах круглый стол. Преподаватель, перебирающий тонкие широкие листы кремовой бумаги, сидел напротив нас.
- Стихотворение. Миниатюра. Хороший рассказ. Роман. Они, словно сияющие светлячки, озаряют душевную тьму и превращают ночь в день, - продолжал размышлять вслух наш преподаватель Искусства слова.
Странный плащ из серебристого шёлка с широким капюшоном, блеск шпор на чёрных сапогах, рассеянный взгляд чёрных узких глаз, светлые волосы, небрежно собранные в хвост, перевязанный серебристой лентой. Образ мага из старинной книги о принцессах, королях, рыцарях и волшебниках подходил ему.
- Я предложу вам написать миниатюру на самую, самую важную для вас тему, - раздал он сладостно шуршащие листы и поблёскивающие чёрными грифелями серые карандаши, - но! – он прикусил серебристое дерево карандаша. – Обязательная линия в сюжете: свет-тьма. И неожиданное окончание. У вас полтора часа, курсанты.
Он задумчиво улыбнулся и начал быстро писать карандашом на своём листе, изредка поднося карандаш к бледно-розовым губам, касаясь им тонкого длинного носа, проводя грифелем по изящно изогнутым дугам тёмно-русых бровей. Его лицо было неопределённо, словно набросано художником, не решившим, кого он собирался изобразить: положительного героя, славного и улыбчивого, или отрицательного, опасное чудовище в человеческом обличье.