- Делает паузу и неожиданно резко продолжает: - Сядь на постель. Или на стул. Неважно, главное - чтобы спина была свободна. - Спина? - растерянно оглядываюсь и упираюсь взглядом в закрытую дверь комнаты. Хорошо хоть не услышит никто наших с ним ночных бдений. - Ну села, и? - Собери волосы в хвост. - Сама не знаю почему, но беспрекословно тянусь за резинкой и перетягиваю все ещё влажную копну на два раза. - А теперь представь, что я здесь, рядом с тобой. Похожу к тебе со спины и аккуратно оттягиваю волосы. Освобождаю чувствительный участок шеи сзади, и... - Стас, ты что, совсем с катушек съехал? Что... - Не перебивай. Сиди тихо и закрой глаза. - Сейчас у него и правда совсем другой голос: гораздо ниже и с хрипотцой, от которой по позвоночнику вниз проходит ток. - Ты обещала, помнишь? Киваю, словно он может увидеть. Возвращаюсь в прежнее положение и жду. А Стас словно мысли мои читает, и, как только я закрываю глаза, продолжает: - Я смотрю на тебя и медленно подхожу, почти вплотную, почти касаясь твоей спины. Наматываю на руку собранные в хвост волосы и слегка оттягиваю, не больно, но ощутимо. Тебе нравится, я вижу. - Сглатываю слишком громко, молюсь, чтобы он не услышал. Потому что слишком реально представляю его за своей спиной. Кажется, даже слышу ненавязчивый аромат шампуня и геля для душа: от Стаса всегда пахнет только так, и мне это нравится гораздо больше запаха дешёвой туалетной воды и пота, которыми обычно несёт от других одноклассников. - У тебя очень красивые волосы, но ты так редко их распускаешь, - говорит с лёгким укором. - Я пропускаю несколько прядей сквозь пальцы и медленно спускаюсь ниже, невесомо почти касаюсь губами открывшейся шеи. Ты испуганно вздрагиваешь, но я удерживаю тебя на месте, свободной рукой сжав предплечье. Продолжаю легко, одними только губами водить по нежной коже. Я недавно отболел, так что они до сих пор шероховатые, сухие, но тебя этот контраст только заводит, ты сильнее выгибаешься навстречу. Хочешь большего. - Я словно тянусь за его словами, по инерции отклоняюсь назад и зачарованно веду подушечками пальцев там, где должны быть его губы, чуть царапаю ногтями. В голове вакуум, словно выпадаю из реальности. Да, хочу большего. Однозначно. - Твоя кожа такая нежная и светлая... Хочу увидеть на ней свои следы. Чтобы после тебе пришлось носить водолазки с воротом. Ты ведь не хочешь рушить образ в глазах учителей и одноклассников? Только мы с тобой будем знать, насколько ты на самом деле отличаешься от образа милой феи. Даже на самодовольство, которым его голос буквально пропитан, не обращаю внимания. Потому что понимаю, что такая тайна только для нас двоих невероятно притягательна. Чтобы заиметь такую, можно пересилить стыд, от которого, кажется, даже пресловутые кончики волос краснеют. А Стас продолжает всё так же хрипловато, почти на уровне шёпота: - Но пока что я сдерживаюсь. Веду дорожку поцелуев ниже, стягиваю рукой лямку твоей майки - пускай будет майка? - и дохожу до плеча. Кожа под моими губами покрывается мурашками, когда я добавляю кончик языка. Не могу удержаться, хочу попробовать тебя на вкус. Давно хочу, очень, - снова тянет, смакует, словно на самом деле пробует. - Мне нравится. Мне так нравится, что я не удерживаюсь и сильнее сжимаю рукой плечо, тяну тебя на себя, ещё ближе. Представь, как я губами втягиваю мочку уха, посасываю, и ты закусываешь губу, чтобы не застонать в голос. Да, я и правда закусываю. Только это не так уж эффективно работает, потому что тихий стон всё-таки срывается с губ, и я замечаю это, только когда слышу его довольное хмыканье. - Значит, уши - твоя эрогенная зона? Я запомню. Мой разум кричит, что нужно прекратить это, сбросить вызов, но тело будто оцепенело, даже трубку от уха не оторвать. - Я продолжаю тебя целовать, мокро, оставляя слегка заметные тёмные следы, кусаю за плечо, спускаюсь к выпирающей лопатке и обвожу языком, сильнее оттягивая майку. Прохожусь пластиковым шариком с небольшими шипами по позвонкам, и ты выгибаешься, как кошечка... - Шариком? - выдаю на автомате и сама поражаюсь сиплости своего голоса. - Да. У меня проколот язык, ты не знала? Давно уже, класса с девятого. Говорят, с пирсингом гораздо приятнее целоваться. Но ты же не поверишь просто так, правда? Ты практик и захочешь проверить. Это ведь будет твой первый поцелуй? Когда я разверну твоё лицо к себе, нажимая большим пальцем на подбородок, вынуждая приоткрыть пухлые губы, впустить меня. Возможно, ты представляла, что это будет более нежно и невинно, но уж прости, я слишком долго этого хочу. Поэтому сразу вторгаюсь языком внутрь, облизываю сладкие губы, а когда ты начинаешь несмело отвечать, сильнее тяну за волосы, чтобы ты запрокинула голову, и поцелуй становится ещё сексуальнее. Я так сильно зажмуриваюсь, что перед глазами пляшут цветные круги, а во рту чувствуется металлический привкус крови, потому что закусила губу до крови. Чтобы просто не закричать. - Арина, скажи? - Что? - выдавливаю из себя, когда понимаю, что он ждёт ответа. - Какими будут наши поцелуи дальше? Ты позволишь мне делать с твоими губами всё, что я захочу? Будешь послушно отвечать на мои ласки, вторить движениям языка или сама захочешь задавать темп? - Я... Я не знаю... - мямлю вместо уверенного «Такого вообще никогда не будет, очнись, Афанасьев!» А он продолжает, и по голосу слышу - улыбается. Нахально, как и всегда. - Значит, всё в моих руках, да? Как и ты. И знаешь, мне уже мало одних поцелуев. И «почти» - это слишком далеко. Поэтому я вжимаю тебя в себя, твои лопатки ощутимо врезаются в мой торс, а мои руки... Мои руки проводят подушечками пальцев до самых кончиков твоих, но не переплетают их, как ты ожидаешь, а слегка разводят в стороны, чтобы в следующий момент сжать через тонкую ткань твою грудь. Перехватывает дыхание. Рука замирает аккурат перед... Неужели сделаю? Прямо сейчас, слушая его? - Ты ведь только после душа, собиралась спать. Бельё тебе ни к чему. И я чувствую под своей ладонью приятную тяжесть. Сжимаю, снова припадаю губами к шее, глушу твой протест твоими же эмоциями. Которых становится слишком много, когда твёрдый сосок оказывается между пальцами. Играюсь с ним, провожу ногтём по кругу, а ты уже не сдерживаясь стонешь и откидываешь голову мне на плечо. Падаю на мягкое покрывало спиной и выгибаюсь до хруста. С беспомощным всхлипом проезжаюсь вперёд, трусь, чтобы хоть как-то уменьшить тактильный голод. Никогда такого не испытывала, и сейчас это и много, и мало одновременно. Рука уже давно вторит его движениям. Я раньше пыталась, но никогда это не было даже просто приятно, а сейчас... Сейчас я душу готова продать за то, чтобы Стас и правда оказался рядом. - Да, Арина, умница. Продолжай. Я слышу что ты делаешь. - На фоне звук, как будто он снимает кофту или футболку. Но если ещё и это представить - точно не выдержу. - Тебе хорошо? А когда это будут по-настоящему мои руки, тебе будет во много раз приятнее. Когда я снова тебя поцелую... Слышу мамин голос за дверью, и всё, что успеваю, - скатиться с кровати и на лету нажать сброс, проклиная всё и вся, прежде чем она входит. Хорошо, что горит только настольная лампа, это даёт пару секунд перевести дух, хотя сердце так и продолжает стучать где-то в горле, и мне кажется, что что бы я ни делала, мама сразу раскроет, как увидит. Увидит растрёпанные волосы, искусанные губы, бешено блестящие глаза и красноватые полосы на шее, потому что кожа слишком чувствительная. Но мама не замечает, только ворчит, что мне пора к лору, раз не слышу ни стуков, ни окликов, и кладёт на стол забытую на кухне тетрадь по русскому. А я ещё полчаса просто лежу на полу рядом с кроватью и пытаюсь привести дыхание в норму. Понять, что вообще случилось. Не получается. Как бы ни старалась, не получается составить в голове логическую цепочку, которая привела бы к такомузвонку Афанасьева мне. Как он там сказал? Давай попробуем пробудить твою чувственность?