— Здравствуйте, чем могу помочь? — я убрал материалы, что бросил передо мной майор Николай Михайлович (потом будем смотреть) и сделал приглашающий жест рукой.
Дама, брезгливо осмотрев стул для посетителей, требовательно протянула мне руку: — Дайте лист бумаги!
— Бумага дефицит, я их поштучно получаю… — я достал из стола бесплатную газету объявлений, на которую, с глубоким вздохом, и уселась обладательница шубы. Мужчина же, растерянно покрутив головой по сторонам и не найдя лишнего стула (наверное, опять БОМЖи унесли) встал у плеча дамы.
Бумагу действительно выдавали поштучно, поэтому я, не замудряясь, купил коробку на две с половиной тысячи листов.
— Моя фамилия Ермоленко и я пришла подать на вас жалобу, за то, что позавчера бросили моего мужа беспомощным на улице этого ужасного города на Алтае, в результате мы лишились автомашины…
— Паспорт Ваш могу посмотреть?
— Зачем вас мой паспорт? — мадам оглянулась на сопровождающего ее мужчину и громко фыркнула.
— Пока я не установлю вашу личность, я не уверен, что могу обсуждать с вами мои отношения с гражданином Ермоленко.
— Да нет у меня никакого паспорта. Вот еще, паспорт с собой носить. — судя по возмущению дамы свои законные отношения с потерпевшим- скандалистом, которого я оставил в столице Республики рядом с его автомашиной, доказать она не могла.
Между тем дама что-то требовала с сопровождающего ее мужчины, который лишь что-то невразумительное мычал в ответ, из чего я сделал вывод, что мужчина какой-то законник, прекрасно осознающий, что мои требования справедливы. Не дождавшись поддержки, дама вскочила со стул, и, сыпя угрозами в мой адрес, бросилась к выходу. Мужик в пальто растерянно пожал плечами и тоже удалился, а я стал торопливо перелистывать свой ежедневник, куда в обязательном порядке вписывал все важные для себя сведения.
— Ермоленко? Михаил Васильевич? ГАИ вас беспокоит…- зажав микрофон телефонной трубки, с чиновничьей властной торопливостью, зачастил я: — Тут нам пришел рапорт из Дорожного РОВД о снятии вашей машины с розыска, как угнанной… Это правда? Можем снимать?
По горестным воплям с противоположного конца телефонного провода я понял, что снимать с розыска темно-красную «Тойота-Карину», восемьдесят восьмого года выпуска, категорически нельзя, так как пока мужчина, ошарашенный отказом милиционера доставить его машину до Города, хлопал глазами и думал, откуда можно позвонить жене, которая по совету знакомого юриста велела мужу машину не получать, а настаивать на своих правах, из-за угла подъехала машина, из которой в компании нескольких мужчин, злой, как собака, вылез и покупатель его машины, у которого, буквально, сорок минут назад его машина и была изъята. Гражданин Ермоленко, не отличавшийся природной смекалкой, и давно все в жизни делавший с оглядкой на властную жену, не успел даже слова сказать, как получил кулаком в ухо, а потом, уже лежа в сугробе, пару обидных пинков, в мгновенье ока лишился и машины, и бумажки, выданной ему несговорчивым милиционером, а красная «Карина», с замятым задом, но тем не менее, дорогая до слез, весело бобину на прощание, скрылась на узких улицах столицы горной Республики.
Я не прощаясь с Ермоленко, положил трубку. Этот ушлепок умудрился, через пару минут после моего отъезда, утратить переданную ему угнанную машину и теперь, как я понимаю, меня ждут разборки с его супругой и каким-то юристом, что не есть хорошо. Я конечно поступил правильно с точки зрения правды, в которой сила, но вот с точки зрения процессуального законодательства, которое пишут люди, слабо знакомые с реальной жизнью, нарушение с моей стороны, конечно, имело место.
Ладно, с этим будем разбираться позже, по мере проявления неприятностей, а пока мне надо посетить парочку магазинов, чтобы купить все, что заказал мне несчастный сластолюбец Руслан.
— Здорово! — к забору областного диспансера по лечению дурных болезней я подобрался около восьми часов вечера, пару раз громко крикнул имя моего приятеля и одно из широких окон второго этажа широко распахнулось.
— Привет! — судя по лицу Руслана, меня очень ждали. Я попробовал сделать на лице выражение, присущее посещению в больнице тяжело больного товарища, но не смог и громко заржал в голос — рядом с мощной фигурой опера появилась худощавый силуэт гражданина Брагина.
— Блин, Валера! А ты что тут делаешь?
Оказалось, что плохо чувствовал себя в последние дни не только Руслан, но и его сосед по комнате, а так, как симптомы у обоих были похожи, и дефицит денежных знаков они ощущали один на двоих — их временные веселые подруги с туристической базы пили, как не в себя, а цены на спиртное и закуску в круглосуточном баре демократичностью не отличались, то приятели сговорились идти в свои районные диспансеры одновременно, в результате чего и встретились в этой обители скорби.
— Ладно… — я с трудом смог сдержать смех, что рвался из меня: — Руслан, лови.
Пару раз увесистый тюк падал в снег, не долетая до распахнутого окна, в третий раз Руслан умудрился подхватить увесистую «передачку». Две головы склонились над вещевым мешком с биркой «О/у ОУР Конев», который я взял из кабинета Руслана и набил вещами и продуктами, а мыло, зубная паста и прочая парфюмерия была там еще до меня.
— Паша, а ты мне что, ничего не принес? — Брагин глядел на меня с величайшей обидой.
— Я должен был знать, что ты тоже здесь? — задал я, по-моему, логичный вопрос.
— Ну, я думал, что ты догадаешься… Завтра не забудь, принеси мне тоже самое. У меня размер сорок шестой, рост третий. И еще, тебе завтра будет мужик звонить, которого мы машину не нашли. Он деньги назад требует, я ему сказал, чтобы он тебе перезвонил, ну ты же….
— Брагин, а ты не оху… -выпью заорал я, но мне тут же крикнули «Сюда идут!» и окно с грохотом захлопнулось и две мужские фигуры скрылись в глубине помещения. Мне кажется, что сволочь Брагин мне соврал, не желая объяснятся со мной о распределении обязанностей и гарантиях прошедшей поездки, просто нашел хороший повод уйти от разговора. Я со злостью пнул наваленный тут-же снег и взвыл от боли — под пушистым снегом моя нога, со всей дури, соприкоснулась с ледяной глыбой.
Двумя часами позже.
— Тебе какая-то Инна звонила, сказала, что через десять минут перезвонит. — такими словами встретила меня Наташа, когда я вышел из ванной комнаты: — Иди садись за стол скорее, а то у меня от голода уже желудок скрутило.
— И почему ты сама не поела? Зачем меня ждала, тем более, что при моей работе я сегодня еще рано пришел. — я уселся за небольшой кухонный столик и откинул уголок кухонного полотенца, в которое Наташа замотала, выложенный на блюдо, большой круглый пирог.
— Опять что-то ленинградское, фирменное? — с подозрением спросил я, потянувшись к ножу.
— А что, тебе прошлый раз не понравилось, что я приготовила?
— Понравилось- понравилось! — поспешил успокоить я девушку: — Просто я ничего фирменного из Питера не знаю, кроме корюшки и рассольника. Рассольник я не очень, а корюшки у нас нет, поэтому опасаюсь…
— Этот пирог мне твоя бабушка посоветовала испечь. — Наташа поставила передо мной тарелки, и показала, чтобы я разговаривал и резал пирог одновременно.
— Ты с бабушкой разговаривала? — поразился я: — Когда? И как?
— Разговаривала сегодня, ты же мне не запретил телефонную трубку брать. Нормально поговорили. Сначала разговор шел про предстоящий дачный сезон, ноя сразу сказала, что к земляным работам не приспособлена вообще. Сказала, что, если ей надо что-то на даче приварить, то я могу, а грядки копать — это не ко мне, от моей работы все растения сохнут.
— Понятно… А…- продолжить разговор мне помешал телефонный звонок, и мне пришлось отложить в сторону кусок пирога и идти в комнату, хотя я этого очень не хотел.
— Павел, я знала, что у тебя голова дырявая, но, вот этой подставы я тебе точно не прощу… Привет кстати. — Голос Инны не предвещал мне ничего хорошего.
Сотрудничество с военными по поводу поставки оргтехники все еще продолжалось, хотя масштабы не впечатляли, но в этом, уверен, я был виноват сам — надо либо быть продавцом электроники, или милиционером, или юристом, все вместе это совмещалось плохо, но, небольшая прибыль, тем не менее, фиксировалась каждый месяц, поэтому ругань с генеральской дочкой в мои планы не входило, и я очень осторожно поинтересовался, чем я посмел провинится.