— Подожди меня, пожалуйста, мне надо один вопрос решить.
В мрачных коридорах районного кожно-венерологического диспансера по вечернему времени было практически пусто. Я прошел по, освещенному неприятным, сиреневым цветом, люминесцентных ламп, извилистому проходу, локтем тыкая во все двери с табличками «Врач-венеролог», пока одна из них не скрипнув, чуть приоткрылась. Я, все также, локтем, не касаясь ручек и двери кожей, изобразил вежливый стук локтем, заглянул в узкую щель, убедился, что за столом сидит мужчина в белом халате, прошел во внутрь и молча поставил перед доктором бутылку армянского коньяка.
Пяти минутами позже.
— И поэтому, дорогой мой, я не советую вашему товарищу…- врач хитро посмотрел на меня: — Заниматься самодеятельностью. Ему надо пройти полный курс лечения антибиотиками…
— Доктор. Вы даже не намекайте и на меня так не смотрите. Я действительно говорю о своем коллеге, что попался в руки вашим коллегам. Кстати, могу, если хотите, мазок вам сдать. Я реально не представляю, как я выдержу еще двадцать дней, которые ему лежать в стационаре осталось. Поэтому меня и интересует — нельзя ли как-то процесс ускорить.
— Молодой человек…- врач бросил взгляд на тумбу письменного стола, где исчезла бутылка производства армянских виноделов: — Сейчас конечно есть много объявлений, что частные доктора лежат такие болезни двумя уколами импортных препаратов, но я вам хочу авторитетно заявить — статистики по результатам пока нет, результаты исследований не публиковались. Сколько там процентов, что речь идет о том, что болезнь приглушили на время, качественно, хочу заметить, что даже анализы могут показать отрицательную реакцию. Но, вероятность того. что заглушили только симптомы, очень велика, поэтому мой совет — дотерпите до конца курса, не сбивайте процесс лечения, последствия могут быть очень серьезными.
— Доктор! — я молитвенно закатил глаза к потолку, покрытому многочисленными трещинами и густыми подтеками извести: — Но ведь это безумно долго!
— Долго? Долго? — заржал садист в белом халате: — Да знаете ли вы, что вашего знакомого лечат по новейшему, непрерывному методу, а по недавно отмененному Приказу Минздрава СССР номер триста двадцать, от семьдесят четвертого года продолжительность обязательного стационарного лечения проводилось при заболевании сифилисом не менее ста двадцати дней, гонореей — сорока дней, а просто обследование — тридцать дней, а чтобы выписаться надо было мозговую пункцию брать как окончательный анализ.
— Спасибо, доктор. — я встал и изобразил легкий поклон: — Не могу сказать, что вы мне помогли, но то, что сильно просветили и оттолкнули от беспорядочных половых связей — в этом уверен на все сто процентов. До свидания, доктор, здоровья вам.
— Паша, ты ничего не хочешь мне сказать? — очевидно, что пока я отсутствовал, Наташа, чертовка грамотная, прочитала название учреждения, которое я посетил, на черной табличке у входа и теперь она, сжавшись в комок, смотрела на меня злыми глазами, отодвинувшись на максимальное расстояние: — Мне уже начинать бояться?
— Прости пожалуйста…- я устало провел ладонями по лицу: — Если ты про меня спрашиваешь, то у меня со здоровьем все в порядке. Кроме желания упасть в кровать и уснуть, никаких иных болезненных симптомов нет. У меня просто товарищ на работе попал в больницу по этому поводу. Когда я его видел, жаловался, что им, очевидно, в качестве наказания, очень болезненные уколы несколько раз в день ставят, ничего не объясняют. Вот я и заехал в ближайший диспансер, у врача за бутылку коньяка консультацию получить — нельзя ли какую альтернативу изыскать, чтобы не варварскими методами любовные болезни лечить. Оказалась нельзя.
— Это точно? — не знаю, о чем конкретно спросила Наташа, но я ее уверил, что очень точно.
— Ладно, ты только руки особо тщательно вымой, как домой приедем, и в машине ничего сильно не касайся.
— Успокойся, я как эту богадельню вошел, ничего открытой кожей не коснулся, только через одежду. Ты же знаешь — привычка не оставлять отпечатки пальцев в посторонних помещениях — она мне в подкорку вбита.
Я повернул ключ в замке, включил вторую передачу и двинулся в сторону дома — ехать нам оставалось чуть больше километра.
Глава 20
Глава двадцатая.
Декабрь одна тысяча девятьсот девяносто второго года.
Седьмой день лечения.
О посещении мной скорбного медицинского учреждения мы с Наташей больше не говорили, но я, несмотря на желание упасть и уснуть, решил проверить степень ее доверия. Проверил, не оттолкнула, что радует, осталось только оправдать полученные от девушки авансы. С этой мыслью я и уснул, чтобы в шесть утра все закрутилось по-новому — черный собачий нос, громко втягивающий воздух у моего уха, получасовая прогулка с Демоном, утренний кофе с бутербродом, бросок до проходной завода, прощальный поцелуй от пассажирки и бросок через реку, чтоб, без пятнадцати девять утра, быть в бывшей Ленинской комнате Дорожного РОВД на утреннем селекторе.
Сегодня ночью бойцы ночной спецроты опять кого-то гоняли, причем в нашем районе. Зад светлой иномарки был щедро облеплен грязным снегом, так что, государственные регистрационные номера не читались, а мощная переднеприводная «японка» играючи уходила от «шестерки» спецроты, а когда бойцы ГАИ пару раз пальнули по колесам нарушителя, тот тормознул и ответил короткой очередью из чего-то автоматического, пару раз попав в обрез крыши «Жигулей». Гаишники тормознули и открыли «ураганный» огонь по, вмиг оторвавшимся, красным фонарям стоп-сигналов, выпустив по обойме из своих «макаровых», после чего оповестили дежурного областного ГАИ о случившимся форс-мажоре и стали охранять место происшествия. Операция «Перехват» результатов не дала, к утру в двухметровом снежном валу у дороги, чудом была найдена стрелянная гильза калибра 5, 45 мм, от автомата Калашникова, а мне, как старшему по линии преступлений в отношении автотранспорта вручили под роспись пачку бумаг секретных и несекретных. Невзирая на различия в грифах в верхнем правом углу этих посланий, смысл их был один — установить, разыскать и задержать злодеев, о результатах работы докладывать дважды в сутки.
— Я не верю! Он не такой! — у дверей моего кабинета, когда я нагруженный свежими документами и материалами, спустился в подвал, встретили две женщины — мать задержанного Сергея Кривошеева и тетка Олега Володина, она же потерпевшая по квартирному разбою.
При моем появлении они одновременно бросились ко мне, наперебой треща о невиновности своих мальчиков.
Пока женщины не поняли, что они обе проходят по одному делу, пришлось, строго цыкнув на Кривошееву (она для меня оказалась более управляемой, особенно после того, как посидела в камере несколько часов), тащить тетку Олега наверх, чтобы относительно спокойно поговорить.
— Что вы от меня хотите, Алина Михайловна?
— Я хотела сказать, что Олег не виноват…
— С чего вы взяли, что Олег виноват?
— Да бросьте, юноша! Сегодня к Олегу домой приезжал ваш сотрудник, его разыскивал. Моя сестра звонила в полнейшей прострации, обзывает меня по-всякому, требует, чтобы я заявление забрала.
Вот не хотел я, чтобы в раскрытие этого разбоя влезли своими грязными сапогами «квартирники». Оказалось, что Дима Тимонин, не удовлетворившись тем, что я пообещал его записать в число раскрывавших разбой, вместе с братом –близнецом, на рассвете, нагрянули по месту жительства Олега Володина. Но, сказав «А», они не сказали «Б». В квартиру, где проживает Олег, они не вошли, удовлетворившись беседой с мамой подозреваемого в прихожей (напуганный Олег в это время, со слов тети, прятался в шкафу с одеждой). Так, как спросить меня о подробностях дела Дима не захотел, то информацией, что Олег ездит на теткиной машине, у него тоже не было, поэтому на стоящую у подъезда иномарку братья тоже не обратили внимание.
Олег же, выбравшись из шкафа, и убедившись (окно выходило во двор), что милиция загрузилась с «бобик» без опознавательных знаков и двор покинула, ругаясь вполголоса, быстро собрался и, даже не позавтракав, уехал на теткиной машине в неизвестном направлении. И теперь, накрученная мамой Олега, Алина Михайловна настаивает, чтобы ей вернули ее заявление.