— Почему потерпевшую? Я заметила, что у вас, в Сибири, и мужики с удовольствием такие шапки носят. Или этот грабитель рассказал, что он с женщины шапку сорвал.
— В том-то и дело, что он ничего не говорил. Он еще не знает, что я знаю…
— И откуда…
— Девушка, не задавайте неудобных вопросов, не получите уклончивых ответов. — я легонько коснулся пальцем аккуратного носика собеседницы: — А почему я думаю, что с девочки сорвали — там, на подкладке, кто-то на машинке вышил серую лисичку. Мне кажется, мужик такую вышивку на шапке не стал бы носить.
— Понятно.
— Ну и молодец, что понятно. Что-то еще интересное на заводе слышала?
— Конечно. В столовой мужики сидели, сварщики, разговаривали, что скоро завод закроют, поэтому надо уходить в какую-то новую контору, пока не поздно. Но подробностей не было, они разговаривали так, полунамеками, как будто уже не раз это обсуждали.
Я попытался сохранить невозмутимое выражение лица, нежно перебирая платиновые пряди подруги, хотя в голове набатом звучал сигнал опасности.
Сварщики — это серьезно, даже очень серьезно. Во-первых, хороший сварщик — это элита рабочего класса, а сварщики пятых –шестых разрядов, с различными допусками и сертификатами являлись вообще штучным товаром. Мне недавно директор поставил ответственное задание, над которым я свернул мозги. В столице открылся французский учебный центр, выдававший сертификаты международного образца сварщикам, в том числе, допущенным до варки труб высокого давления и прочих, особо ответственных сосудов. И теперь от меня, с нетерпением, ждали ответа — как, в рамках нашего, постсоветского трудового законодательства, удержать обученных за счет предприятия сварщиков на предприятии, не дать им возможности, мотнуть хвостом и сбежать сразу после получения всех этих сертификатов и допусков…
— Паша, иди умойся и разденься… — я очнулся от того, что Наташа осторожно гладила меня по плечу.
— Что случилось?
— Ты так глубоко задумался, что заснул. Наверное, глубоко в тему погрузился. — хихикнула девушка и убежала на кухню, мыть посуду: — Иди помойся и ложись спать, а то нехорошо одетым спать, не выспишься.
— Спасибо, что разбудила. –я собрал волю в кулак и встав, поплелся в ванную — видимо. Укатали Сивку крутые горки, нельзя работать одновременно за… я задумался, за сколько человек я работаю, получилось, минимум, за троих. Думал, что получится больше, но, наверное, трое тоже много…
Десятый день лечения.
В ИВС, за Кривошеевым, я приехал с самого утра — не хотелось оказаться в ситуации, когда сотрудники изолятора выпустили задержанного за пару часов до окончания срока задержания.
— Мы сейчас куда поедем? — Сергей лязгал наручниками, влезая в «Ниву», испуганно вертел головой: — Я думал, что вы меня отпустите и меня мама заберет.
— Кто тебя отпустит? — я кое-как удержался, чтобы не сорваться: — У тебя, по постановлению еще четыре часа задержанным числится, никто раньше времени тебя отпустить не имеет право.
Вчера я перевернул все учеты, но заявления о грабеже, где бы фигурировала пушистая ушанка из чернобурки, я не нашел, поэтому мне оставалось только блефовать. Завтра, если Кривошеев будет сегодня отпущен, откровенного разговора уже не получится. Сейчас незримая тень мрачных помещений изолятора и теоретическая возможность ареста еще довлеет над парнем, поэтому есть небольшая надежда «расколоть» Сережу.
Чтобы Галина Кривошеева, в самый неподходящий момент, не помешала нашей беседе, Сергея я завел в пустой кабинет Руслана и запер дверь.
— Присаживайся, куртку на тот гвоздь повесь. — я включил чайник, повернувшись к окну. Наблюдая за движениями задержанного в отражении оконного стекла — получить сзади по голове стулом или еще чем мне не хотелось.
— Помнишь, позавчера мы с тобой договаривались, что условием твоего освобождения является то, что ты все расскажешь и за эти двое суток ничего в отношении тебя не всплывет?
— П-п-п-омню…- Сергей побледнел и коротко кивнул.
— Тогда объясни, пожалуйста, что это такое? — я стал медленно развязывать узлы большого пластикового пакета.
Глава 22
Глава двадцать вторая.
Декабрь одна тысяча девятьсот девяносто второго года.
Восьмой день лечения.
Шапку ушанку, извлеченную из пакета, Кривошеев узнал сразу, узнал, но виду не подал, вернее, попытался.
Для меня историю эта была, и без этого, прозрачной (только данных потерпевшей не было и места совершения), но выражение лица Сергея я разглядывал с удовольствием. По молодости он был еще плохим актером, страх просто плескался в его, старательно отводимых глазах.
— Я вижу, ты узнал шапчонку то?
— Нет, я вижу в первый раз.
— Так и записать? Ты хорошо подумал?
Сергей на пару минут «завис» — он прекрасно понял, что прошлая фиксация в протоколе всех его ответов закончилась для него камерой изолятора.
— Я себя очень плохо чувствую, и вообще, у меня в последнее время с памятью проблемы…- схватился парень ха эту мысль, как за соломинку.
Нет, я бы мог «покрутить» его, расставляя силки вопросов заковыристых, но время меня слишком поджимало, поэтому я пошел по пути простому, незамысловатому.
— Видишь, человек принес эту шапочку, которую ты ему подарил при свидетелях, на день рождения, и попросил проверить…
— Света? Попросила проверить? — Кривошеев бросил взгляд на протокол добровольной выдачи и как-то враз осунулся, сгорбился на табурете, став похожим на замершую ворону на столбе.
— Так откуда меховое изделие? А, Сережа?
— Я вспомнил. Эту шапку я действительно подарил на день рождения своей бывшей однокласснице, а купил ее перед этим с рук, у какого-то парня, с виду лет двадцать пять, среднего роста, одетый во все черное.
На этих показаниях Сергей стоял нерушимой стеной, а я не мог задавать ему вопросы про пять «рывков» шапок, о которых он разглагольствовал в камере. Во-первых, камеры хоть и большие, но не настолько — восемь человек, так, что дважды два умножить можно, а темная сторона –она как интернет, помнит все. А во-вторых, Сережа мог упереться на позиции, что врал сокамерникам, дабы придать своей никчемной, с точки зрения, тюремной иерархии побольше авторитета. Не получился у меня сегодня разговор с Кривошеевым. Если бы я знал, где и с кого он сорвал эту проклятую шапку, было бы гораздо проще. По приметам, по месту совершения преступления, отсутствие алиби — я бы Сережу дожал, но сегодня это были пустые хлопоты и пустой разговор.
За пять минут до окончания срока задержания, я отвел гражданина Кривошеева к следователю, где он подписал обязательство о явке по первому требованию следователя и был отпущен, к моему большому сожалению.
Тот же день, вечер.
Ну вот, я так и знал. Не хотелось сегодня никуда ехать, просто душу воротило, руки сами крутили руль в сторону дома, на одних морально-волевых заставил себя свернуть к небольшому ателье на улице имени писателя, похороненного без головы. И понял я, что надо доверять своим чувствам, сразу, как только вошел в помещение под вывеской «Меха, все виды одежды». Время было восьмой час вечера, а в примерочной ателье, зажатая двумя недобрыми молодцами, слабо трепыхалась моя знакомая скорняк по имени Тамара.
— Пройти разрешите? — я вежливо постучал пальцем по обтянутой кожей, широкой спине.
— А? — на меня в недоумении оглянулась, чисто пролетарская, рожа, со смешным чубчиком, который у меня был в возрасте пяти лет — е–ли я не ошибаюсь, такая прическа раньше называлась полубокс.
— Спасибо! — я хлопнул, недоуменно моргнувшего, индивида по плечу, и проскользнул к растерянной Тамаре, и со вкусом поцеловал ее в губы (давно хотелось, что скрывать): — Привет дорогая, прости что опоздал.
— Это заказчики? — я, приобняв девушку, мотнул головой в сторону молчавших парней.