Двойняшек не крестили, потому что Мария этому воспротивилась, им дали имена Маделен и Мадс. Амалия, которая предложила имя Маделен, хотела назвать мальчика Фредерик, Макс или Фердинанд, но Мария обнажила клыки и сказала «ни за что», одного странного имени уже достаточно, у мальчика должно быть настоящее датское имя Мадс, и таким образом было заключено соглашение, соответствующее внешности детей, своего рода генетический компромисс: Мадс был светлым, а Маделен — не просто темненькой, она была черной как смоль, и Мария понимала, что она как две капли воды похожа на Принцессу.
Я точно не знаю, когда они пошли в школу, я ведь говорил, что сейчас, по мере приближения к нашему времени, история пытается выскользнуть у меня из рук, но понятно, что это было в первой половине шестидесятых, и в то время семья снова жила у Озер, так что детей определили в находившуюся поблизости школу Бордингов, которая находится там и по сей день, возвышаясь над всеми окрестными домами и отбрасывая тень на жизни нынешних и прежних учеников.
Это была так называемая «свободная школа», то есть учителя ее были свободны от тех сковывающих пут, которые в обычной школе ограничивали бы право раздавать маленьким детям подзатыльники, а потому двойняшкам, которых до этого никто и пальцем не тронул, пришлось расти среди звонких затрещин и в обстановке современного датского грундтвигианства, в основе которого лежит идея, что у учеников не должно быть никаких учебников, чтобы учителя как можно более свободно излагали им свои собственные представления о всемирной истории, сотворении человека, биологии и скандинавской мифологии, и все это представлялось в качестве оправдания особой формы подачи знаний, существующей в школе со времен Грундтвига.
Несмотря на эти правила и на то удовольствие, которое учителя получали от оплеух, для Мадса школьные годы прошли почти без репрессий. Он оказался каким-то канатоходцем, который умудрялся балансировать на очень узкой грани между тем, что запрещено, с одной стороны, и тем, что также запрещено, с другой стороны, и в этом умении балансировать он напоминает своего отца. Он обладал воспитанностью Карстена, его умом и усердием, и хотя я не могу утверждать, что он подобно отцу никогда не опаздывал, но во всяком случае могу с уверенностью сказать, что все девять лет, проведенных в школе, он почти всегда, за редким исключением, приходил вовремя, в том числе и на утреннее песнопение тоже, где он пел высоко и чисто, ясным детским голосом, не сводя больших сияющих глаз с великого апологета «свободных школ», педагога и ректора Фреде Бординга. Мадсу нечего было бояться, ведь он всегда был послушным и оправдывал всеобщие ожидания. Он быстро научился читать и очень выразительно читал вслух. У него был прекрасный почерк, доброжелательный характер, он играл с другими детьми, никогда не склоняя их к недозволенным затеям и не переходя черту, которая была проведена красной краской во дворе, неподалеку от входа, и которая означала: «вот досюда и не дальше». О нем хорошо говорили на родительских собраниях, и дважды, посреди учебного года, его переводили на класс старше, который больше соответствовал его способностям усваивать знания и вообще взрослости. В качестве награды за очаровательные рисунки ему дарили пакетики с фруктами, за хорошее пение гладили по коротко стриженному затылку, и от отца он отличается лишь тем, что у него светлые, а не темные волосы, и тем, что в нем решительно нет никакой робости.
Маделен, наоборот, с самого первого школьного дня демонстрировала какое-то упрямство, которое учителя неверно истолковывали, принимая его за недостаток умственных способностей. И когда Мадса переводили на класс старше, ее переводили на класс младше. С первого дня в школе и до последнего ее сопротивление вызывало у учителей постоянное желание топить ее, не давая возможности поднять голову над водой. Неохотно, с трудом, она научилась читать и писать, а когда звенел звонок с урока, ее с трудом удавалось заставить выйти во двор, и то лишь для того, чтобы она затеяла драку, или заперлась с четырьмя другими девочками в туалете, или, несмотря на все запреты, сбежала из школы, и вообще — в те годы у Маделен было какое-то упорное ослиное неприятие старших.