Будучи сближен с культом Диониса иудаизм, уже определенный как «варварское суеверие», естественным образом наделялся всеми отрицательными чертами дионисийского ритуала, – прежде всего вакханалией и фаллопоклонством. Затем, по закону преемства, представления эти были перенесены с иудаизма на христианство. Разговоры о половой распущенности иудеев (Тацит. История, V, 5, 2), равно как и о кровосмесительных оргиях христиан (см. далее, главу «Изуверы и кровосмеситель»), – все это следствия того же сближения с дионисийством. И поскольку в дионисийских ритуалах, в празднествах Вакха и Приапа имелись жрецы и руководители мистерий, олицетворявшие собою и исполнявшие роль соответствующего божества со всеми его атрибутами, включая фаллос, – точно такой же виделась роль руководителей христианских собраний, рассматриваемых как оргии и вакханалии. Отсюда передаваемое Минуцием Феликсом мнение, что христиане почитают половые органы своего предстоятеля и священника.
«Эпикурейцы»
Сближение и даже отождествление христиан с эпикурейцами мы встречаем в знаменитом памфлете Лукиана (ок. 120-190 гг.) «Александр или лжепророк». Известно, что проповедник и прорицатель Александр из Абонотиха – лицо историческое: найдены монеты и геммы с его изображением и именем. Обличая проделки этого шарлатана Лукиан рассказывает, что против него восстали многие, «в особенности друзья Эпикура» (имея в виду представителей соответствующей философской школы). В качестве ответной меры Александр стал поносить эпикурейцев, «говоря, что Понт наполнился безбожниками и христианами, которые дерзают о нем гнусно богохульствовать, и приказывал гнать их камнями» (§ 25). В этом деле Александр нашел немало сочувствующих, готовых поступать именно таким образом. Приведем отрывок из памфлета Лукиана:
«Кроме всего предпринятого в Италии, Александр придумал следующее: он установил какие-то мистерии, продолжавшиеся три дня подряд… Как в Афинах, первый день мистерий начинался возгласом: «Если какой-нибудь безбожник, христианин или эпикуреец придет подсматривать наши тайные богослужения, он будет изгнан; верные пусть приступают к таинствам в честь Бога в добрый час». Сразу же после этого возгласа происходило изгнание; Александр первым произносил: «Христиан – вон!» – а толпа отвечала: «Вон эпикурейцев!"» (§ 38) [35].
Надо заметить, что рассказывая о негодовании приверженцев Александра, Лукиан отнюдь не разделял их чувства. Эпикура он считал выдающимся философом, «исследовавшим природу вещей», и, так же как и он, Лукиан, обличавшим обманщиков и шарлатанов от религии. И уж никак не считал Лукиан, что христиане в чем-то подобны эпикурейцам. В его представлении христиане ничем не отличались от того же самого лжепророка Александра и ведомой им толпы. В другом своем памфлете, направленном против еще одного шарлатана Перегрина-Протея, Лукиан затронул и защищавших его христиан, высмеивая их как людей легковерных, суеверных и фанатичных, – отмечая все же при этом их сплоченность и взаимовыручку. Отношение сатирика к христианам не презрительно-враждебное, как у римских авторов, а снисходительно-ироническое. Христианская доктрина для него не «зловредное суеверие», а «диковинное учение», «удивительная мудрость» (qaumasth. sofi, a) [36], а сами христиане – не суеверы и безбожники, а незадачливые, несчастные люди (kakodai, monej), следующие за «всякими небылицами». О самом Христе Лукиан отзывался с такой же иронией, называя его «их первым законодателем», «распятым софистом», «человеком, распятым в Палестине» (О смерти Перегрина, 11; 13).
Нам важно прежде всего то, что сатирик зафиксировал распространенное в тогдашнем обществе представление о христианах как о людях многим похожих на эпикурейцев или даже полностью идентичных им. Сближение и отождествление представителей новообразованной религии с членами этой традиционной философской школы кажется странным только на первый взгляд. В эпоху поздней античности эпикурейцы рассматривались не столько как представители одного из направлений философской мысли, сколько и прежде всего как безбожники, атеисты. Так же, между прочим, к ним относились и сами христиане. Климент Александрийский (150-215 гг.) называл Эпикура «основателем атеизма», который вообще отказывался почитать богов (Строматы, I, 1, 2; V, 116, 3). Само понятие «эпикуреец» служило синонимом слову «безбожник», и по свидетельству Лукиана, являлось «величайшим ругательством» (Александр или лжепророк, 46). Эпикурейцами гнушались так же, как отцеубийцами (Пир, 6). Теперь нам становится ясным подтекст этого обозначения.