Сравнительно новые веяния в психиатрическом лечении снабжают нас другими примерами. Хотелось бы упомянуть некоторые из них.
Один пример можно заимствовать из работы М. Джоунза, хотя в целом его исследование всего лишь стремится обосновать необходимость смягчения статусных различий между штатными работниками разных уровней, а также между пациентами и этим штатным персоналом.
Незапятнанная репутация всей группы медсестер и сиделок может быть опрокинута нескромностью одной из них. Сестра, которая позволяет себе открытую сексуальную связь с пациентом, изменяет установку больных по отношению ко всей сестринской группе и делает терапевтическую роль медсестер менее эффективной[261].
Другой пример возьмем в комментариях Бруно Беттелхайма к его опыту построения коллективной лечебной среды в «Sonia Shankman Orthogenic School» при Чикагском университете:
Общая обстановка внутри терапевтической среды: личная безопасность, достаточная инстинктивная удовлетворенность и групповая поддержка — все повышает чувствительность ребенка к характеру межличностных отношений. И, конечно, было бы провалом целей терапии среды, если бы дети не были защищены от тех разочарований, которые они уже испытали в своей прежней обстановке. Поэтому важным источником личной безопасности для детей становится сплоченность и согласованность действий персонала в том, что его работники остаются невосприимчивыми к попыткам детей с выгодой для себя использовать одну часть персонала против другой.
В семье многие дети тоже пробуют завоевать привязанность одного родителя исключительно за счет уменьшения нежности в отношениях с другим. Детский способ контролировать семейную ситуацию, натравливая одного родителя на другого, часто развивается именно на такой основе, но обеспечивает ребенку лишь относительное чувство безопасности. Дети, которые пользовались этим приемом с заметным успехом, позднее особенно сильно отстают в способности формировать неамбивалентные отношения с другими. Во всяком случае, в той мере в какой дети воссоздают эдиповские ситуации в школе, у них формируются положительные, отрицательные или амбивалентные привязанности к разным представителям педагогического персонала. Важно, чтобы эти отношения между детьми и отдельными лицами из персонала не влияли на отношение членов персонала друг к другу. Без сплоченности в этой части общей воспитательной среды для всех детей такие привязанности могут выродиться в невротические взаимоотношения и разрушить основу личностного самоопределения и формирования прочных чувств любви и нежности к другому[262].
Последний пример можно взять из одного проекта групповой психотерапии, в котором в общих чертах предлагается, как справляться с повторяющимися трудностями взаимодействия с назойливыми пациентами:
Типичны попытки больных установить особые отношения с лечащим врачом. Часто пациенты пытаются поддерживать иллюзию тайного взаимопонимания со своим доктором, стараясь, например, поймать его взгляд, когда какой-то другой больной ляпнет что-нибудь явно «безумное». Если такому ищущему сочувствия пациенту удалось получить некий отклик со стороны врача, который он истолкует как знак особого к нему расположения, это может оказаться очень разрушительным для группы. Так как этот тип опасных эпизодов, как правило, бессловесен, врачу надо особенно строго контролировать свои невербальные действия и жесты[263].
Возможно, эти цитаты больше говорят о частично скрываемых социальных чувствах писателей, чем об общих процессах, которые могут начаться, когда кто-либо выбивается из ряда, но в работе Алфреда Стантона и Морриса Шварца дан прекрасный подробный анализ круговорота социальных последствий, возникающих при переходе невидимой разделительной линии между двумя командами[264]. Ранее было сказано, что в кризисные времена такие границы могут мгновенно рухнуть и члены команд-противников способны моментально забыть свойственные им места относительно друг друга. Говорилось также, что, по-видимому, определенных целей иногда легче достичь, если понизить барьеры между командами, и что достигнуть этих целей члены вышестоящих команд могут, временно объединившись с людьми более низких рангов. Следует добавить, в качестве пограничного случая, что иногда взаимодействующие команды, по-видимому, склонны выходить из сложившихся драматических рамок и подолгу предаваться беспорядочной оргии клинического, религиозного или этического анализа. Ярчайшую версию этого процесса можно найти в евангелических общественных движениях, которые практикуют открытую исповедь. Грешник, иногда не очень высокого статуса, встает и рассказывает присутствующим такое, что в обычных условиях он постарался бы скрыть или полностью оправдать. Он жертвует своими личными секретами и своей самозащитной дистанцией от других, и эта жертва способна пробуждать закулисную солидарность у всех присутствующих. Групповая терапия располагает похожим механизмом для созидания командного духа и закулисной солидарности. Душевнобольной грешник встает и рассказывает группе о себе и приглашает других к разговору о нем, что было бы невозможно в обыкновенном взаимодействии. В результате обычно рождается внутригрупповая солидарность, и эта «социальная поддержка», как ее часто называют, предположительно имеет лечебный эффект. (По обыденным нормам общежития, единственное, что может потерять пациент в таком процессе, — это самоуважение.) Возможно, что подобное есть и в ранее упомянутых совместных собраниях медсестер и врачей.
263
«„Но я не храпела, — сказала Бланш, легкостью тона выдавая непонимание ситуации. — Иначе я бы сама знала об этом. Невозможно же не спать, производить шум и не слышать его“.
Джастин при этом бросал игриво-лукавые взгляды на каждого, кто хотел их понимать. Эдгар с принужденным видом быстро отвел глаза как посторонний» (
264