Этот недостаток преданности [слуг хозяевам] причинял множество мелких неприятностей, от которых удавалось совершенно избавиться лишь очень немногим нанимателям. Не самой последней из таких неприятностей было пристрастие слуг к пересказу узнанного о делах своих хозяев. Дефо особо отмечал это, наставляя женскую прислугу «прибавить к другим добродетелям уважение к хозяевам, которое научит вас благоразумию в деле хранения семейных секретов; отсутствие этой добродетели — великое зло…»[271]
Вот почему как и в случае с детьми при приближении слуг голоса тоже понижались, но в начале XVIII в. в практику вошел другой способ сохранения командных секретов от нескромности прислуги:
«Немым официантом» служил многоярусный стол, который к обеденному часу слуги уставляли кушаньями, напитками, столовыми приборами, а затем удалялись, предоставляя гостям самим обслуживать себя[272].
После введения в Англии такого драматургического приема Мери Хамилтон сообщала:
Мой кузен Чарлз Каткарт обедал с нами у леди Стормонт. К нашим услугам были немые официанты, так что наша беседа нисколько не пострадала от ограничений, обычно налагаемых присутствием слуг[273].
За обедом нас обслуживали немые официанты, и потому в разговорах нам не нужна была стеснительная осторожность из-за присутствия слуг[274].
По тем же основаниям даже признанные члены команд не должны злоупотреблять своим присутствием в передней зоне, чтобы ставить свой собственный спектакль, как поступают, например, стенографистки на выданьи, которые иногда стесняют окружающих в своем учреждении вычурными подражаниями высокой моде. Нельзя также использовать время своего исполнения как удобный случай для публичного обвинения своей команды. Членам команды надо благожелательно принимать и неравнодушно исполнять маленькие роли, когда бы, где бы и для кого бы ни выбирала их команда как целое. И они обязаны отдаваться собственному исполнению в такой мере, какая позволит не оставить у аудитории впечатления пустозвонства и фальши.
Возможно, ключевая проблема сохранения верности членов команды (и очевидно членов иных типов коллективных объединений тоже) состоит в том, чтобы не допускать у исполнителей развития такой сочувственной привязанности к членам аудитории, когда исполнители начинают раскрывать им истинные значения и последствия для них навязываемых им впечатлений, или как-нибудь по-другому заставляют платить за эту свою привязанность всю команду. Так, в малых местных общинах Британии, управляющие универмагов, как правило, хранят верность своему заведению и потому пылко расхваливают товар, продаваемый покупателю, и даже с придачей лживых советов, но среди рядовых продавцов обязательно найдутся такие, которые, давая советы при покупке, по-видимому, не просто вживаются в роль покупателя, но действительно переходят на его сторону. На одном из Шетландских островов, к примеру, я сам слышал, как продавец сказал покупателю, передавая ему бутыль какой-то вишневой шипучки: «Не представляю, как вы можете пить эту дрянь». Никто из присутствующих не счел это сногсшибательной откровенностью, и похожие комментарии можно было слышать каждый день в магазинах по всему острову. По сходным причинам заведующие заправочных станций иногда косо смотрят на чаевые, так как это может побудить их работников по своему произволу оказывать избыточные услуги немногим избранным, в то время как другие клиенты будут вынуждены ждать.
Один из основных способов, какой может выработать команда для защиты себя от подобной неверности, — это развить в себе сильную внутригрупповую солидарность, одновременно создав некий закулисный образ аудитории, который изображает ее достаточно бездушной, чтобы позволить исполнителям морочить ее людей с эмоциональным и моральным хладнокровием. К какой мере участникам команды и их коллегам удастся образовать совершенную социальную общность, которая каждому исполнителю предлагает прочное место и источник моральной поддержки (независимо от его успехов или неуспехов в сохранении представительского фасада перед аудиторией), в той же мере, вероятно, исполнители смогут защитить себя от сомнений и чувства вины и пустить в ход любой вид обмана. Возможно, бессердечный артистизм вышеупомянутых индийских тхагов надо понимать в контексте религиозных верований и ритуальных практик, с которыми их хищнические действия составляли единое целое, а необходимую для успеха бесчувственность жуликов — в свете их социальной солидарности, в том, что называется «блатным миром», и в их совместном язвительном очернении законопослушного мира. Возможно также, что высказанная в начале абзаца идея позволяет частично понять, почему маргинальные группы, которые отчуждены от данного сообщества или еще не полностью включены в него, оказываются столь способными к разным сомнительным занятиям и услугам, в том числе и к обману, как элементу повседневной рутины.
271