При таком подходе, анализируя определенное социальное Я, можно отвлечься от его обладателя, от того конкретного индивида, кто из-за этого результата больше всего выигрывает или теряет, ибо он и его плоть попросту служат стержнем, вокруг которого временно упорядочиваются некоторые продукты коллективного сотрудничества. И средства для производства и утверждения социальных Я человека находятся не внутри этого организующего стержня: в действительности эти средства часто надо искать в существующих общественных учреждениях. Там обязательно появится и будет функционировать задняя зона действия с ее средствами подготовки человека к исполнению, и передняя зона с ее постоянным сценическим реквизитом. В любом учреждении или социальном образовании найдется команда из лиц, чья активность на месте действия с использованием доступного реквизита определит квазитеатральную жизненную обстановку, в которой будет развиваться Я исполняемого персонажа-характера, и появится другая команда — аудитория, чья интерпретаторская активность также будет необходима для этого развития. Социальное Я человека есть продукт всех этих взаимоприспособлений разных сил и в любых своих проявлениях несет на себе отпечатки такого происхождения.
В целом машинерия производства социального Я тяжела и громоздка и порой ломается. Тогда обнажаются составляющие ее механизмы: контролирование закулисной задней зоны, командный сговор, помогающая исполнению тактичность аудитории и т. д. Но, весьма текучие по природе, впечатления будут достаточно быстро оправляться от этой поломки, чтобы снова увлечь нас в поток одного из возможных типов реальности: исполнение возобновится и наладится, появится устойчивое Я, соответствующее каждому исполняемому характеру, становящееся в дальнейшем внутренним самовыражением его исполнителя.
Перейдем теперь от индивида как представленного характерного персонажа к индивиду как исполнителю-работнику. Последний способен учиться, проявляя эту способность при подготовке к роли. Он предается мечтам и фантазиям: какие-то из них рисуют в его воображении радостные картины триумфального, победоносного исполнения, другие же омрачены тревогами, страхами, и навязчивыми мыслями о возможных жизненных провалах перед публикой в самой видной передней зоне. Он часто проявляет стадное чувство по отношению к товарищам по команде и к аудиториям, но также — Такт и внимательность к их интересам. Он может испытывать глубокое чувство стыда, что заставляет его стараться минимизировать шансы любого возможного разоблачения.
Эти качества индивида как исполнителя — не просто описательный результат, выведенный из каких-то частных исполнений. Они психобиологичны по своей природе, и все же, по-видимому, формируются в тесном взаимодействии с постановочными возможностями разных исполнений.
И теперь последнее замечание. При развитии системы понятий, принятой в данной работе, был использован некий язык театральной сцены. Я говорил об исполнителях и аудиториях (публиках); о рутинных номерах, партиях и ролях; об исполнениях удавшихся или провалившихся; о репликах, сценических декорациях, реквизите, обстановке и закулисье; о драматургических требованиях, драматургическом мастерстве и драматургических стратегиях. Теперь пришла пора признать, что это злоупотребление простой аналогией, отчасти было лишь риторикой и тактическим маневром.