Он [аккомпаниатор] делает это играя на полтона выше, так что его интонация начнет сверлить певцу уши, перекрывая или скорее прорезая его голос. Возможно, одна из нот в фортепьянном аккорде будет той самой нотой, которую должен был петь певец, и потому аккомпаниатор делает ее доминантной. Если эта верная фактическая нота не прописана в партии фортепьяно, ему следует добавить ее в скрипичном ключе, где она будет звучать громко и ясно для слуха певца. Если последний поет на четверть тона выше или на четверть тона ниже, то ему надо будет очень постараться, чтобы продолжать петь не в тон, особенно когда аккомпаниатор сопровождает вокальную партию в течение целой музыкальной фразы, однажды заметив сигнал опасности, аккомпаниатор и дальше будет настороже, время от времени озвучивая вспомогательную певческую ноту[234].
Джеральд Мур продолжает рассказывать о чем-то таком, что применимо ко многим видам исполнений:
Чуткому певцу достаточно тончайших намеков от партнера. В действительности они могут быть настолько тонки, что даже сам певец, извлекая из них пользу, не будет воспринимать их вполне осознанно. Менее чуткому певцу понадобятся более выразительные и потому более заметные сигналы[235].
Еще один пример возьмем из советов X.Э. Дейла относительно того, как государственным служащим можно намекать своему министру во время совещания, что он выбрал сомнительный путь:
В ходе обмена мнениями вполне возможно появление новых и непредвиденных точек зрения. Если государственный служащий увидит на заседании правительственной комиссии, что его министр берет курс, который сам подчиненный считает ошибочным, он не станет высказываться так категорично, а предпочтет либо наспех набросать министру записку, либо деликатно выдвинуть на первый план какой-то факт или положение, изображая это лишь незначительным видоизменением точки зрения самого министра. Опытный министр сразу увидит красный свет и плавно даст задний ход или, по меньшей мере, отложит обсуждение. Отсюда ясно, что смешанное участие министров и рядовых государственных служащих в заседаниях какой-нибудь комиссии требует иногда известной тактичности и быстроты соображения от обеих участвующих сторон[236].
Очень часто неформальные сценические реплики предупреждают участников команды, что в зоне их присутствия внезапно появилась посторонняя публика. Так, в Шетланд-отеле, когда постоялец достаточно приближался, чтобы незваным гостем вступить на территорию кухни, первый кто его замечал обычно с особой интонацией либо окликал по имени кого-нибудь другого из присутствующего персонала, либо употреблял собирательный клич, типа «братцы!», если в этот момент на кухне было несколько своих людей. По этому сигналу мужчины снимали кепи с головы, ноги со стульев, женщины приводили свои конечности в более пристойное положение и все присутствующие вымученно готовились к вынужденному представлению. Хорошо известен предупредительный номер, которому учат официально, — это визуальный сигнал, используемый в радиовещательных студиях. Их работники читают его буквально или символически: «Вы в эфире!». Об одном таком же ясном сигнале сообщает сэр Фредерик Понсонби:
Королева [Виктория] часто засыпала во время этих беспокойных поездок, и чтобы ее в таком виде не увидела толпа в каком-нибудь селении, я, завидев впереди большую толпу, обычно пришпоривал свою лошадь, заставляя удивленное животное подскочить и так или иначе нашуметь. Принцесса Беатриса знала, что это всегда означало толпу, и если королева не просыпалась от моего шума, принцесса будила ее сама[237].
Многим, конечно, случалось стоять на стреме, оберегая такое же временное расслабление многих других категорий исполнителей, как показывает пример из исследования Катрин Арчибальд о работе на корабельной верфи:
Временами, когда работа особенно затихала, я сама стояла на страже при дверях инструментального сарайчика, готовая предупредить о приближении надзирателя или какой-нибудь шишки из дирекции, пока девять или десять мелких начальников и рабочих изо дня в день играли в покер со страстным увлечением[238].
236
238