— Жалкий трус! — воскликнул Ахмат. — Когда я продвинусь вглубь, то обойдусь и без его помощи. Глотает тот, кто кусает — так и передай своему королю! — напутствовал он гонца.
Ахмат бушевал — вероломство Казимира было непостижимо. Не он ли сам прислал к нему своего человека с предложением дружбы и унии против Москвы?
Согласно обоюдной договоренности хан прошел тысячеверстный путь и почти достиг королевских владений. Теперь же эта коронованная поганка боится сделать ему навстречу два шага, бормоча жалкие оправдания. Неустройки? У кого их нет в государстве! Крымская орда? Это стадо безмозглых баранов — тех же пяти тысяч хватило бы с лихвой для того, чтобы держать их в повиновении!
Ахмат мог только гадать об истинной причине предательства Казимира. Два месяца назад в ватиканской базилике состоялось заочное обручение Софии Палеолог с великим московским князем. 24 июня 1472 года, в день рождества Иоанна Предтечи, новобрачная двинулась из Рима в долгий путь к своему супругу Иоанну. Пышному выезду предшествовала рассылка папской энциклики ко всем католическим государям, по территории которых должна была проследовать новоиспеченная «королева русских». Сикст IV, один из вдохновителей этого брака, предписывал оказывать ей радушное гостеприимство и именем священного престола требовал глубокого уважения к ее новому сану. А польскому королю в ответ на просьбу великого князя, переданную с посольскими людьми, было предписано жить отныне дружно со своим восточным соседом, заключившим брак с «любезной дочерью апостольского престола и вступающим на праведную стезю». Мог ли примерный католический государь Казимир ослушаться папских указаний и пойти в этих условиях на открытую войну с Москвою!
Так рухнула надежда Ахмата на верного союзника. Он попытался осмыслить случившееся: пять тысяч рыцарей — это глупая насмешка. Против них, как показано в московской хартии, выставлено сорок тысяч русских во главе с самим Иваном. Стало быть, эта часть московской земли закрыта и для орды. А может быть, вернуться назад под Коломну? Мирза Альмет — храбрый темник и, должно быть, уже оседлал тамошние речные перелазы… Но нет, мирзу нужно спешно отсылать к Сараю — он сейчас ближе всех к нему. Тут уж пора свое кровное боронить. Много, ох как много в Орде охотников до ханского престола! Подобно черным грифам, кружат они, невидимые до поры человеческому глазу. И лишь стоит оступиться, как стремглав бросаются на лежащего, превращая его в груду исклеванных костей…
Когда собрался курултай, у Ахмата еще не было определенного решения. Он объявил о послании Казимира и добавил, что намеченное под Ярославцем соединение ордынских и королевских войск потеряло смысл.
— Лук натянут и должен выстрелить, великий хан! — воскликнул один из военачальников. — Сегодня ты лишился только одной стрелы, а их в твоем колчане так много, что русские будут побиты и без короля-обманщика! Стреляй, и уже завтра аллах ниспошлет тебе победу!
— Если стрела не поразила цели, виновата не она, — осторожно проговорил другой.
— Ты хочешь сказать, что виноват стрелок?! — спокойно спросил Ахмат, но в наступившей тишине его голос прозвучал грозно.
— Нет, я хочу сказать, что цель оказалась слишком крепкой. У русских здесь тридцать тысяч, и с каждым часом к ним подходят новые силы. Мог ли справиться с ними один тумен?
— Что же ты предлагаешь?
— Нужно идти в другое место, великий хан. Мы ходим быстрее русских и быстрее найдем более слабую цель.
Ахмат усмехнулся:
— Ты хочешь уподобиться вору, который бегает вокруг дувала в поисках дыры!
Присутствующие поддержали шутку вежливым смешком. Встал бекляре-бег Кулькон.
— О повелитель! Нам известно, что Иван хотел встретить тебя у Коломны с богатыми дарами, но аллаху было угодно развести вас в разные стороны. Может быть, теперь Иван захочет прийти сюда?
— И ты думаешь, его удастся сговорить?
— Худой мир лучше доброй ссоры — так говорят в Москве…
— Как же нам это сделать? Ведь если мы пошлем Ивану ярлык с предложением мира, он может расценить это как проявление нашей слабости.
— Великий хан! — подал свой слабый голос тщедушный имам. — Тебе нет нужды слать ярлык. Наши предки, обходясь с неверными, не тратили слов. Они посылали им стрелу и мешок. Если мешок возвращался с золотом, значит, неверные приклоняли свои колени — и им оставляли жизнь. Если же возвращалась стрела, то участь их была ужасна.