— Мы объявим наше решение завтра в это же время! — бросил он военачальникам и быстро поскакал к своему шатру.
Утром следующего дня великому князю доложили о приходе ханского посланника и его необычном приносе. Воеводы, узнавшие у старых людей, что означают присланные предметы, кипели возмущением.
— Отошли назад, государь, его поганую стрелу, — говорили они, — да еще новые присовокупи. А то и весь свой саадак[67] отдай нечестивцу — пусть знает, что мы не жадные.
Но те, кто поосторожнее, советовали иное:
— Ахмат от обиды зубьями щелкает, так позолоти его обиду. Сытый волк смирнев, глядишь, и отстанет от нас поганец…
Иван Васильевич слушал спорящих и думал про себя: «Отослать стрелу — значит принять Ахматов вызов и объявить ему войну. Тут уж хочешь не хочешь, а воевать он с нами обязан. Не сейчас, так на следующий год, не всей силою, так малыми ордами. Станет беспрестанно порубежные земли зорить, и придется нам для всякого береженья большую силу здесь содержать. То-то накладно будет!.. А и золота царь не заслужил. Не хочет по-соседски, по-доброму жить, все мнит Батыевы обычаи возвернуть и не поймет, что кончились те обычаи. Никак нельзя потакать его заблуждению. Что же делать?..»
Великий князь оглядел присутствующих и, когда стих шум, сказал:
— Не пришло еще время, чтобы Ахмата навовсе раздразнить, но ушло уже время, чтобы ему кланяться. Придется нам на его загадку своею ответить…
Вечером того же дня ханский посланец лежал перед Ахматом, выставив впереди себя туго наполненный мешок. Хан милостиво разрешил ему подняться и говорить.
— Великий хан! — радостно выкрикнул тот. — Русские согласны принести тебе вину и многие дары.
Ахмат хлопнул в ладоши и с довольным видом посмотрел вокруг. Он не мог скрыть своей радости.
— Когда же они намерены это сделать?
— Вместо ответа на мой вопрос о том же они возвратили мне наш мешок.
Ахмат сделал знак, посланец развязал мешок и вытряхнул его. На мягкий ковер ханской юрты упала груда буро-зеленых комков. Часть из них едва приметно шевелилась.
— Как ты осмелился осквернить мой шатер какими-то тварями?! — грозно крикнул Ахмат.
Посланец втянул голову, стал поспешно собирать и заталкивать содержимое обратно. Неожиданно он издал короткий вопль и отчаянно замахал рукой, пытаясь стряхнуть вцепившийся в нее комок. Бекляре-бег Кулькон подошел ближе и удивленно сказал:
— Так это же обыкновенные раки… Их что, дал тебе сам московский князь?
— Меня не пустили к нему, господин. Русские сказали слова, которые я передал хану, и дали мешок. Он был запечатан, и я не имел права вскрывать его…
— Они решили посмеяться надо мной и за это дорого заплатят, — злобно проговорил Ахмат, — но прежде ответят те, кто посоветовал мне обратиться к неверным!..
Кулькон вздрогнул, но быстро взял себя в руки и вкрадчиво сказал:
— Мой повелитель, быть может, в таком ответе есть какой-нибудь тайный смысл? Быть может, на наш обычай они ответили своим? Позволь нам подумать и понять их.
— Подумайте! — отрывисто бросил Ахмат. — Но после заката солнца кое-кто из вас может лишиться головы. Зачем она тому, кто не умеет думать?
В юрте стало тихо, но, как ни напрягались присутствующие, мысли их вертелись вокруг того, как скоро зайдет солнце и на кого падет ханский гнев. Один из придворных поэтов стал было говорить о том, что московский князь отступает перед силами орды, как рак пятится при опасности, на что Ахмат раздраженно махнул рукой и сердито отвернулся. Главный ханский звездочет заговорил о зодиакальных созвездиях, обозначающих движение солнца. Среди них, сказал он, есть созвездие Рака, соответствующее летнему солнцестоянию, значит, московский князь к этому времени принесет хану свою вину и дары.
— Но ведь летнее солнцестояние уже прошло! — оборвал его Ахмат.
— Солнце ходит по кругу, повелитель, — сказал звездочет.
67
Саадак — набор принадлежностей, состоящий из налуча (чехла для лука) и колчана для стрел.