Но великий князь неожиданно повинился сам:
— Хартию эту по моему приказу выкрали и хану подкинули. Ты уж прощевай, Иван Юрьич, нас с Хованским — мы для пущей веры должны были свою строгость тебе выказать…
Не остались забытыми и служивые татары. Даньяру, Трегубову сыну, подарил Иван Васильевич Касимов-городок, а царевича Мустафу оставил при себе для высокой охраны.
Москвичи толпились по обеим сторонам въезжего пути, облепили деревья и крыши домов. Повсюду слышались восторженные крики, неумолчно трезвонили колокола. Среди радостной толпы были в этот час и Матвей с Семеном, едва поспевшие добраться с берега Оки к началу торжества. Стиснутые со всех сторон, они были полны общей гордостью за одержанную победу, только Семен со своей еще не зажившей раной иногда непроизвольно кривился от дюжих толчков соседей. Возвышающийся над ними на целую голову, он первым приметил богато одетого всадника и указал на него своему товарищу:
— Глянь-кось, Васька скацет. — И громко крикнул: — Васька-а!
Но тот не повернул головы — не услышал, должно быть, за шумом.
После благодарственного молебна был устроен во дворце великий пир. Говорилось много похвальных речей про мудрость великого князя, доблесть воевод и отвагу воинов. А когда было уже довольно отговорено, встал Иван Юрьич Патрикеев и преподнес в дар великому князю от всего московского воинства богатую золотую чару с затейливой резьбой, украшенную яхонтами и изумрудами. Попросил Иван Юрьич наполнить ту чару вином и проговорил чуть коснеющим языком:
— В крепкие узлы вяжешь ты свои задумки, государь, так что подчас нам не развязать, а врагам и тем паче. Восхотел обхитрить нас поганый Ахмат, ан не вышло, ибо все по твоим мыслям содеялось. Вот и давай выпьем за то, что ты превозмог лукавство басурман и победил их!
Посмотрел Иван Васильевич на чару, подивился ее чудной красоте и сказал так:
— Спасибо за дар, Иван Юрьич, и за доброе слово, но пить из сей чары нынче я не стану. Теперь у нас великая радость, но пусть она не слепит ваши глаза. Еще грядет великая битва с Ордою, ибо враг наш не разгромлен, а только уязвлен. Мы ведь радуемся, что волка отогнали, но пока у волка зубы целы — он будет кусать. Я выпью из твоей чары только тогда, когда волк навовсе лишится зубов. И чары этой не завещаю ни моему сыну, никому другому — сам выпью!
— То-то верно сказал, государь! — зашумели развеселые голоса. — В нашем обычае две вещи не завещаются: чарка медвяная да баба румяная! И мы в этот раз не станем пить, подождем твоею часа.
Шла в тот вечер большая гульба по всей Москве. Великий князь приказал выкатить на улицы бочки с медом. Подняли свои ковши Матвей с Семеном за победу над басурманами и не забыли, по старому русскому обычаю, помянуть тех, кто остался лежать на приокских заливных лугах да на алексинском пепелище…
Послесловие
Молодое Московское государство, казалось, только и ждало того, чтобы после сурового отпора ордынским полчищам в 1472 году гордо заявить о своей силе. Словно большой магнит, стало оно притягивать к себе лежащие окрест земли. В конце того же 1472 года встала под его руку Пермская земля, еще через год московский князь купил у своих дальних родичей половину Ростова, и некогда славное удельное княжество тоже отошло к Москве. Приобретя почти всю Северо-Восточную Русь, Иван III обратил свои взоры на север, к богатой Новгородской земле, которая по своим размерам намного превышала тогда Московское княжество. Господин Великий Новгород — глава всей Северной Руси — раздирался внутренней усобицей, его вольность была кажущейся: всеми делами там заправляла боярская верхушка. А она не желала строгой власти московского князя и, соблазнясь легкими посулами польского короля, готовила отторжение Новгородской земли. Тогда Иван III двинулся своими ратями к Новгороду и в начале 1478 года покорил его.