Выбрать главу

Задумались государевы советники… Князь Холмский, удачливый воевода и недавний шелонский победитель, был нынче у князя в большой чести, потому без опаски голос первым подал. «Князь-огонь» — как-то назвал его Иван Васильевич, а и вправду: румянец, как у девки, во все щеки полыхает, глаза искры шальные мечут. Поднялся он и заговорил жарко:

— Негоже нам псом домовым на привязке сидеть и Ахмата дожидаться — время не то! Упредить его надо и первыми вдарить. Татарин зимой не воюет — корма нет коням, а без коня он что за вояка? Значит, идтить на него зимой, этой же зимой, пока сговора с королем нету. Государь! Перешли нынче же по воде припасы и наряд ратный в Казань да Елец. А как станут реки, пустим по ним рати: одни — по Волге, другие — по Дону. Сождутся рати и по Сараю ихнему вдарят — щепки не оставят!

— Эк хватил, — зашевелил кустистыми бровями Патрикеев. С Холмским он не ладил, видя в нем растущего соперника, и потому всегда перечил. — Да разве татарина можно так воевать? Это ж тебе не немец, что за огородом сидит, ковбасу жует и с пушек палит. Они со свово Сараю сразу же в Дикое поле убегут, а тама с ними в догонялки не сыграешь. Вот и смекай, стоит ли из-за этого поганого Сарая людей за тридевять земель гнать? Нет, государь. Тонка еще кишка наша для Орды. Повиниться нужно перед царем, должки отдать сполна, поминки богатые справить да с кем-либо из сродственников твоих отослать. Поминки и честь — ему это только и надобно…

Тут уж Ховрин не выдержал, задрожал своими шишкастыми, словно ранний огурец, щеками:

— Долги, говоришь, сполна? Дак за два года выхода не давали, а это без малого пятнадцать тысяч рублев. Где их взять? Год нынче тяжкий: с мая по эту пору дождинки не выпало, хлеб погорел — чем торговать будем? Опять казне убыток, впору хоть черный бор[24] объявлять.

— Вы, денежники, завсегда жалитесь, — махнул рукой Патрикеев. — А сами все под себя, как куры, гребете. С одного Нова города сколько получили!..

— Негоже тебе, Юрьевич, государские деньги считать! — резко сказал Иван Васильевич. — Они не для Ахмата, но супротив него собираются.

Патрикеев обиженно поджал губы. В наступившей тишине раздался звонкий голос великокняжеского сына Ивана — не по годам высокого и крепкого подростка, которого отец сызмальства стал приучать к государским делам:

— А мне слова князя Данилы по душе. Победим Ахмата, и денег никаких платить не надо.

— Умен государь не на рати храбр, но крепок замыслом, — наставительно сказал Иван Васильевич. — Не выгодна нам война — времечко за нас. Ты, Ваня, молод, а вон Владимир Григорьевич стар, — кивнул он в сторону Ховрина. — Возьмитесь бороться — кто кого?

— Да ить это как выйдет, — засмущался Иван, оглядывая казначея.

— То-то и оно, как выйдет. Может, он тебя, может, ты его. А может, еще ссилишься и жилу надорвешь. Через пяток же лет он с тобой и бороться не станет, верно? Так и у нас с Ахматом… Сдержать его надо, и в этом Иван Юрьевич правый.

— Хм, сдержать и денег не дать! — буркнул Патрикеев. — Это только с дурным духом так можно, и то не всегда.

— Да нет, дать придется, — усмехнулся Иван Васильевич, — но ее все, а так, для позолоты обиды. На остальные же коней у татар откупить, пущай по весне табуны на Москву гонят — надо нам свою конную рать крепить. Подсчитаешь все до копейки, Владимир Григорьевич, и мне особо доложишь. А ты, Иван Юрьич, проследи, чтоб границу с Диким полем пуще берегли. Пошли к порубежным князьям, пусть людей своих поставят лес валить, завалы да засеки делать. С весны у Коломны и Каширы, куда поганые завсегда суются, рати постоянно держать. Дать разноряд, людей подобрать и снарядить. Это, князь Данила, твое будет дело. Сколь оружия нужно и наряда ратного, прикинь и тоже мне особо доложи — дадим заказ московским и новгородским оружейникам. А ты, князь, — повернулся он к Хованскому, — снарядишь отряд из служилых татар и по весне отправишь в Казань к хану Обреиму. Пусть сидят там и ждут, а ежели Ахмат двинет на нас, то чтоб шли торопом Сарай его грабить… С Псковом же — как решили. Подкинешь им, Иван Юрьич, пищалей, тюфяков и зелья пушечного — пусть сами пока охраняются. И отпиши им от моего имени, чтоб впредь не дерзили и немца попусту не задирали. Не хулить, а юлить, и не на вече своем базарить, а со мной ссылаться по всякому пустяку — пусть время тянут…

Великий князь усталым движением руки отпустил советчиков. После их ухода он долго сидел в глубокой задумчивости. «Землю, конешно, надо покрепить, чтоб было чем ворогов встретить. Но еще лучше — унию эту богопротивную расстроить. Тут хитрющая хитрость надобна, ибо сии пауки давно уже общие тенета супротив меня сплетают. Сейчас у Ахмата в почете те, кто за войну с Москвою стоят. Надо, чаю, к ним упорнее приглядеться. Ведь недаром в Книге мудростей говорится: „Если желаешь, чтоб отвергнули чей-то совет, не тверди о нелепости оного. Очернением давшего совет ты быстрее преуспеешь в желаемом“. Значит, нужно попытаться опорочить Ахматовых советчиков, хотя бы главного из них — царевича Муртазу. Но как? Ахмат не дурак, чтоб поверить первому же навету…»

вернуться

24

Черный бор — поголовный сбор дани.