Ее вмешательство оказалось более успешным: Ахмат велел отложить казнь Муртазы до полного выяснения дела. В Литву тотчас же снарядили небольшой отряд, который должен был разыскать Латифа и мертвым или живым доставить его хану. Отряд возглавил новый ханский любимец Чол-хан. Выбор Чол-хана, враждовавшего с Муртазой, не оставил сомнений в том, что решение хана о казни не отменено, а только отложено.
— А что будем делать с Казимировым послом? — спросил Кулькон. — Ведь он собирался нынче отъехать.
— Посла задержать, высказать ему мое нелюбье и вдвое урезать кормление! — не раздумывая ответил Ахмат.
— Не усмотрит ли он в такой решительности отказ от нашей унии с Литвой? — Кулькон, как всегда, был осторожен.
— Не усмотрит, у него ведь только один глаз! А усмотрит— я ему и второй выну! — И Ахмат злобно захохотал.
Глава 6
НА МОСКОВСКОЙ ЗЕМЛЕ
На все свой ход,
на все свои законы.
Меж люлькою и гробом
спит Москва…
Трудно и медленно готовилась к защите московская земля, Русский человек горазд взорваться в лихую годину и без колебаний влить свою судьбу во всесокрушающий общенародный поток, но в приготовлениях не бывает решителен и скор. «Авось пронесет», — думает он, поглядывая на хмурое небо, и начинает искать укрытие лишь после того, как изрядно вымокнет. Быстро шли указы из Московского кремля, да не скоро выполнялись. «Оно, конечно, указать все можно, — ворчали удельные князья, — да что толку? На проказу, известно, нет приказу». Махали рукой и не спешили.
Одной из главных забот Московского государства была защита своей границы с Диким полем. Она в ту пору тянулась от литовской земли по рекам Угре и Оке вплоть до многострадального Великого Рязанского княжества, еще не входившего в состав Московского государства. Иван III понимал, что без постоянного войска остановить татар на границе нельзя. Развернутые там малолюдные сторожевые заставы могли в лучшем случае заблаговременно упредить коломенский сторожевой полк о движении неприятеля, а тот — сдержать его до подхода главных сил. Такой устрой был рассчитан на войну с большим татарским войском и оказался совершенно бессилен при нападениях быстрых разбойных отрядов. Московские правители давно уже мечтали о создании надежного противопольного вала, о который бы разбивались как большие, так и малые силы. Его главными узлами должны были стать крепости порубежных городов: Опакова, Медыни, Воротынска, Калуги, Алексина, Тарусы, Серпухова, Каширы и Коломны. Между крепостями мыслилось устроить засеки и завалы, чтобы лишить татарскую конницу быстроты движения, а на дорогах и тропах учредить особые кордоны. Однако на деле все это оставалось только замечательным замыслом. У порубежных князей недоставало собственных сил, чтобы укрепить городки, поэтому задуманные крепости не только не усиливались, но, наоборот, под действиями разбойничьих набегов все более приходили в упадок.
С появлением опасности нового татарского вторжения Иван III опять вернулся к старой затее, но решил привлечь к ней все население своего государства. Он обязал городских наместников, бояр и подручных князей послать в порубежные городки по определенной верстке рабочие артели с необходимым нарядом и кормом. Месяц прошел, но дело не сдвинулось. Большой московский наместник Иван Юрьич Патрикеев, руководивший укреплением южной границы, грозил ослушникам всякими карами, но те только посмеивались в ответ, а иные объясняли: «Мы согласие на новое тягло не давали. Пусть великий князь через договорные с нами грамоты не переступает, не то от него отъедем». И могли отъехать! Ведь отношения великого князя с его подручниками строились пока еще на договорных началах.
Патрикеев пожаловался государю:
— Не хотят границу крепить московские бояре. Нет у нас, говорят, свободных людишек для чужого огорода. Я и уговаривал, и выговаривал, а они — ни в какую. Не по закону и не по старине с нас требуешь, говорят.
Великий князь в ответ открыл на закладе толстую книгу византийских басилевсов, которую ему недавно переложили с греческого, и, прочитавши про себя, сказал усмехнувшись:
— Не по старине… Ладно, коли не даются бояре с одного бока себя ущипнуть, я с другого клок у них вырву, с того, где по закону и по старине… Ты, Иван Юрьич, в следующий судный день пригласи сюда именитых, мы с ними поговорим. Я — о правах, митрополит — о грехах. Да попрошу владыку, чтобы он монастырских людей разрешил брать на порубежные работы. Дело-то общее, чаю, не откажет.