Князь поманил к себе дьяка Мамырева и, когда тот поравнялся с ним, сказал:
— Проверь в этом городке все: что он дает, что даст и что из него можно выжать. Поговори с тиунами, торгашами, жидами, житными людьми и все доподлинно вызнай, понял?
Дьяк поклонился и отъехал. Он все понимал. Государь обещал своему брату дать в вотчинное владение за хорошо исправленную службу один из порубежных городков. «Хотя бы Алексин», — обронил он. Вначале князь Андрей не выказал особого восторга, потому что городок этот не считался лакомым кусочком. Такого мнения были почти все, отвечавшие на его осторожные расспросы. Но дьяк Мамырев сказал по-другому:
— Такое место как золотой телец: можно беспрестанно за дойки дергать и золотые струи в подойник сбирать. Посуди сам. Вся торговля с Ордой идет у нас через Коломну, верно? То торговля государская, пошлинная, и навар с нее великий князь снимает. А Алексин ближе всех к Дикому полю, на нем, верно сказать, стоит. Так если на него часть товаров ответвить, то навар и в твой подойник забрызжет…
Князь в последнее время долго думал об этом. И чем больше думал, тем больше свыкался с мыслью о своем будущем владении Алексином. Он все чаще воображал себе этот никогда не виданный им городок узким горлышком, через которое сказочный Восток засыплет в его мошну чудные товары и червонное золото.
— Гляди-тко, батюшка Андрей Васильевич, — оторвал его Прокоп от сладких дум, — никак, встречать тебя удумали! — Он указал на приближающихся всадников. Дядька угадал. Это был воевода Беклемишев, который, узнав о приезде князя, собрал для встречи несколько именитых дворовладельцев. На подъезде воевода приостановил свой отряд, а сам скатился с коня и ударил головой в осклизлую дорожную твердь.
— Исполать тебе, князь! Воевода Семка Беклемишев со именитыми горожанами бьет тебе челом и просит пожаловать в наш городок Алексин.
— Поднимись, воевода, — проговорил князь Андрей. — Незнатное место для своего челобитья ты подобрал.
— Виноват, князь-государь, — ответил воевода, отпихивая ногой навозную грудку, — дак ведь беда у нас этой ночью случилась: напали окаянные и крепость пожгли, теперь тама одне дым да гарь.
— И много их было?
— Куда как много, не одна, чаю, сотня. Ну да бог миловал — отбили басурманцев с великим для них уроном. Самого баскаку в полон взяли и сразу же со всеми прочими полонниками под лед спустили, чтоб неповадно было до нас ходить. Одно только и осталось от него, что жеребчик знатный — прими в дар.
Беклемишев махнул рукой, и к князю Андрею подвели статного арабского жеребца под богатым из жженого золота седлом. Вслед за этим подъехал один из горожан и преподнес в дар еще ото всех алексинских дворовладельцев пять рублей денег.
Князь Андрей поблагодарил за дары, но тут же выказал свою строгость и сурово спросил:
— Не ждали, поди, татар?
— Не ждали, князь, — ответил воевода, — крепостицу свою твердили — они как снег на голову.
— Почто ж застава не упредила?
— Они, верно, мимо нее проскользнули.
— Что же это за служба сторожая, коли мимо нее сотни татарские без ведома просклизают? Сегодня же к заставникам поедем! — И князь пришпорил своего коня.
— Поедем, воля твоя, князь, — уныло вздохнул ему вслед воевода.
— Сдается мне, батюшка, что зельный плут этот воевода, — оказал князю Прокоп.
— Отчего так?
— Дак на рожу евойную погляди. Недаром говорится: худое дерево — в нарост-болону, а плох человек — в волос-бороду. Отколь у татарского баскаки арабский жеребец? И науздье не татарское — слукавил, стало быть. Ну а по-пустому слукавил, значит, и в большом соврет не задумавшись…
После обильного завтрака, которым угостил воевода приезжих, князь Андрей поехал осматривать крепость. Она представляла собой жалкое зрелище: крепостной огород зиял выжженными проемами, вместо некоторых башен дымились груды обгоревшего смолья.
— Спалили крепостицу окаянные, а уж таку ладненькую отстроили, — хныкал воевода.
Но состояние крепости, похоже, мало занимало князя Андрея. Он больше выспрашивал о подробностях ночного боя и с придирчивой дотошностью уточнял бестолковые ответы воеводы. А тот, как не знающий урока школяр, со страхом смотрел ему в лицо, повторял движения рта, стараясь угадать верный ответ.
— С какой стороны шли злодеи? — спросил князь.
— Деи, — эхом отозвался Беклемишев и сказал: — Со всех. — Потом подумал и уточнил: — Везде!
— А может, здеся их было поболе? — Князь указал на участок, где уцелевший частокол выглядел особенно жалким.